Киберсайд

Внутри его встречает владелец мрачного вида.

– Ты, наверное, торопишься, незнакомец. Шторм, должно быть, громыхнет будь здоров. Я только собирался закрыться и уехать в город.

Джеймс видит, что в магазине он один.

– О’кей. Я быстро, но можно мне взять ключ от санузла?

Владелец магазина кладет ключ на стойку. Войдя в ванную, Джеймс направляется прямиком к раковине. Повернув левый кран, он предвкушает теплую воду.

Лязг. Лязг. Лязг.

Раковина дрожит, горячей воды нет.

Покачав головой, Джеймс поворачивает правый кран, и ровный поток холодной воды устремляется в раковину.

Джеймс быстро моет руки. Смотрит на изможденного мужчину в отражении грязного зеркала. Под глазами у него стало чуть больше морщин, чем обычно, а в бороде – седых волос. Он все помнит. Джеймс уже собирается выключить воду, когда замечает что-то на покрытой граффити стене. Что-то розовое выделяется среди зеленых, желтых и черных цветов. Смахнув слой грязи, покрывающий изображение, Джеймс с удивлением обнаруживает мультяшного, розового единорога. Бабл рядом гласит: «Запомни, всегда держись права, М.».

Смущенный, но довольный, Джеймс хихикает и вытирает руки.

– Где ты был секунду назад? – спрашивает он у стены.

На обратном пути Джеймс захватывает набор закусок, бутилированные напитки и пачку «Лаки Страйк». Сложив товары на прилавок, он возвращает ключ от ванной комнаты. Явно желая поскорее уйти, лавочник быстро все собирает, укладывает в пакеты и начинает закрываться, как только Молчун выходит наружу.

С приближением шторма в воздухе повисла озоновая сырость. Когда он подходит к машине, Матильда замечает его.

– Эта штука была грязная. Не знаю, почему я потрудилась почистить ее, если все равно будет дождь.

– Нет, выглядит неплохо. Все здесь. – Джеймс бросает сумку с товарами Матильде. – Наслаждайся.

Джеймс наблюдает, как на лице Матильды появляется искренняя улыбка.

– Охренеть, это что, черт возьми, шоколадный батончик «императорского размера»? Это потрясающе, чувак!

Молчун начинает что-то говорить, когда из-за магазина выкатывает потрепанный «форд».

Не оглядываясь и не раздумывая, лавочник выезжает в направлении ближайшей улицы города. Снова обратив свое внимание на Матильду, Джеймс видит, что она смотрит на надвигающуюся бурю, бушующую вдалеке, по-видимому, очарованная ее темной красотой и обещанием разрушительной силы.

Ветер и вода смешиваются в плотный вихрь, который мерцает с цифровым шумом, когда закольцовывается. Электричество пробивается сквозь летящие обломки и облака. С каждой вспышкой ему кажется, что он почти может различить призраков. Каждый раз, когда грохочет шторм, он звучит так, будто миллионы громыхающих голосов сливаются вместе.

Молчун стоит рядом с Матильдой.

– Он все помнит. Все, что когда-либо происходило со всеми нами, с тех пор, как мы его создали. С тех пор, как мы сюда приехали. Хорошее, плохое, постыдное, глупое… все. Каждое действие миллионов людей. Каждый день. Количество данных, которые мы производим, огромно, и Система записывает все это. Но память все же не бесконечна.

Матильда отказывается отвести взгляд от растущего вдали шторма.

– Через некоторое время новые воспоминания сменяют старые, заполняя хранилище. В конце концов, когда эти дампы данных будут заполнены до отказа…

Матильда отвечает вместо него:

– Это произойдет.

Джеймс переводит взгляд с бури обратно на Матильду.

– Прежде чем облако будет удалено навсегда, Система архивирует его в океан и просматривает в последний раз. Она решает, что она может выбросить в океан и что она должна спасти. Она разбирает неповрежденные воспоминания на более мелкие куски данных и постоянно перемещает их, отбрасывая одни и сохраняя другие.

Матильда больше обращается к небесному вихрю, чем к нему:

– Она ищет ответы на свои вопросы.

Джеймс не понимает:

– А?

Матильда продолжает, сосредоточившись на шторме, словно в трансе:

– Как будто Система передвигает кусочки головоломки, пытаясь сложить картинку воедино – слепок человечества.

Облака информационной пыли на горизонте бурлят и яростно смешиваются с ветром и водой, сталкиваясь и гремя в драматическом воздушном танце. Закручиваясь в массу, которая представляет собой результат миллионов жизней. Мысли о любви и ненависти, проблески надежды и самые темные часы отчаяния. И поскольку данных добавляется все больше и больше, вихрь только растет.

Голос Матильды так же далек, как и отвратительно-прекрасная гроза.

– Если это происходит после массового сброса мусора памяти, это, вероятно, так…

Джеймс начинает понимать ее навязчивую идею.

– Да, – говорит он, кивая. – Это, вероятно, связано с тем, что мы делали в Небыляндии. Все, что ты не впитала, ушло… туда.

Молчун знает, что она замкнулась в себе. Не зная, что сказать, он останавливается на пути к водительской дверце.

– Матильда, нам нужно…

Ведьма делает шаг вперед, навстречу далекому шквалу.

– Как ты думаешь, она смотрит на нас так же, как мы смотрим на бурю?