Киберстар

Погода явно не могла определиться: побыть еще осенью или уже стать полноценной зимой. Сначала все замело, потом ледяные дожди и слякоть, а сейчас температура застряла в районе нуля, периодически дачные участки посыпало крупными хлопьями снега, которые таяли, не достигая земли. Зато отсутствие снега спасло нас от лыжных прогулок, которые изначально планировал Виктор. Но, к сожалению, не уберегло от утренних пробежек.

Типовое утро в буткемпе начиналось с душераздирающего вопля пионерского горна, непонятно каким образом завалявшегося в гараже. Горн, несмотря на пару вмятин и облезлую по краям эмаль, мог издавать приличные звуки, но не в исполнении Виктора, который метался с ним из комнаты в комнату. А в дни, когда Виктор, охранявший весь алкоголь в гостевом домике, страдал слишком сильным похмельем, побудка была добрее — Настя включала на полную громкость музыкальный центр. Все бы ничего, но музыку она не выбирала, проигрывая первый попавшийся диск. А попадались в основном отголоски темного прошлого этого дома. Так что на физподготовку мы выходили, напевая любимую песню молодого Виктора:

Жиган-лимон — мальчишка симпатичный!
Жиган-лимон, с тобой хочу гулять!
Жиган-лимон с ума сводил отличниц,
Тебя, жиган, хочу поцеловать!

Знайка распечатал распорядок дня и прикрепил его над камином: подъем, легкий завтрак, тренировка на свежем воздухе, второй завтрак, четыре часа танков, обед. Потом немного свободного времени для стримов и личных дел или вторая физтренировка, но более щадящая — мы либо играли в пинг-понг, либо таскали и рубили дрова для бани. Ближе к вечеру еще четыре часа танков, а то и больше, если удавалось договориться о тренировке с хорошей командой или забиться на мини-турнир. В таких случаях игры затягивались глубоко за полночь. Раз в три дня топили баню с разделением на женские и мужские часы. По выходным разрешалось выпить за ужином, но в остальном существовал жесткий режим, за которым, как самая ответственная, следила Настя, а мы всячески пытались его нарушать или выпрашивать поблажки.

Когда от компьютеров, а чаще друг от друга начинало бомбить и подташнивать, мы делали разгрузочные дни. Выезжали в местный кинотеатр, катали шары, играли в настольные игры или разбредались кто куда, лишь бы не видеть верных боевых товарищей.

Знайка сначала замкнулся в себе; часто звонила Оля, и, возвращаясь в дом после разговоров, он становился угрюмым и мрачным. Но потом, где-то на третий день заключения в буткемпе, он повеселел, наша еда стала более простой, но не менее вкусной, капитан взбодрился и перестал заряжать севший телефон. По утрам, когда мы с трудом вываливались на пробежку, мы видели его уже на улице, противно свежего и бодрого, и причем не одного, а с Язвой. Чем они занимались, пока все спали, Знайка не кололся, но вид всегда имел довольный и хитрый. А спрашивать что-либо у Язвы было бесполезно, иначе в ответ слышалось такое, что первоначальная идея что-то спросить сразу же казалась абсурдной. Так что мы не лезли.

Танки снились каждую ночь, причем всем. В какой-то момент по одному тупому выражению лиц ребят я уже мог понять, что именно и как это было. Кот шумно ерзал по постели — во сне явно был механиком-водителем и стучал коленками в стену, как собака, которой снится погоня. Потом затихал ненадолго, но начинал похрапывать, с чувством и толком, имитируя дизельный двигатель, варьируя на разных передачах и перегазовывая под утро. Пирс натягивал одеяло на голову — голые ноги свисали с кровати, и закапывался под подушку, но спал спокойно, практически не шевелясь, явно переживая кустовую засаду противотанковой самоходки. Он лежал в смежной комнате, и однажды, когда мой лунатизм гнал меня к холодильнику, я случайно задел его ногу. Пирс дернулся, чуть приподнялся на кровати с одеялом на голове и промычал: «Не подпирай, олень», перевернулся и опять замер — только сопение послышалось. Бруклин просыпался взъерошенный и дерганный, будто всю ночь гонял по центру «Прохоровки», занимаясь активным подсветом. Про Зумби ничего не могу сказать, но по утрам он несильно отличался от героев своих косплеев, будто не до конца смывал грим после стримов. С того момента, как он ушел от зомбаков и вжился в роль Джокера, с ним стало тяжело общаться.