Киев не пропадет. Хроника киевских будней

Даааа. Снега в этом 1968-м выпало немало. Трамвай доходил до начальных домов нового массива, построенного в поле, где некогда буйствовали бело-розовые цвета, разворачивался и отправлялся восвояси. Дальше жители расползались по тропинкам, по-колено в грязи, кто куда. К нашему дому можно было добраться и по дорожкам между домами, а можно было и через еще не застроенное поле. Так было быстрее.

Когда расчистили дорожку к дому через заснеженное поле, то оказалось, что идешь в белоснежной траншее метра два глубиной. Поднимешь голову, а сверху только бесконечная темная синь неба и яркая Большая Медведица, заблудившаяся в этой Бесконечности и рядом с ней её мишки. Заплутали мишки, заплутали. Паутинкой протянулись к югу и к Большой Медведице, как к маме, в брюхо звездное уткнулись. Теперь Медведица будет всегда сопровождать меня, в какой бы части света я ни находился и это будет всегда к удаче.

Но в начале траншеи обосновалась банда из шпаны нашего двора. Где они прячутся – ума не приложу. Но как только появляется одинокий прохожий, то они тут как тут. Ничего особенного. Снимают шапки с мужчин, а в воскресенье – на “толкучку”.

“Толкучка” была, действительно, замечательным местом в городе. Что такое “толкучка”? Это место, где на одном квадратном киллометре толчётся миллион людей. Продают-покупают всё, что душе угодно. С одеждой же, до сих пор, в стране плохо. Может, неумехи коммунисты с комсомольцами виноваты. С большими формами они еще справляются, а вот о людях им думать недосуг, не уважают они этих людей. А, может, это и наследие страшной войны, испепеляющим ураганом пронесшейся по нашей стране и закончившейся, по историческим меркам, совсем недавно – тридцать лет назад. Кто знает?

На “толкучке” наши, пока еще только хулиганы, продают то, что насшибали с тружеников тёмными вечерами. В основном – шапки. Но не только. Практикуется еще такое. Вместо: “восемьдесят” на местном очень модном сленге звучало: “восемь-ноль”.

Хорошо. Дело, в основном, касалось джинсов. Это был громадный дефицит в то время. Джинсы входили в просто ужасающе сумасшедшую моду. Наши пацаны спокойно давали продавцу восемь рублей и, даже не меряя, складывали, не спеша, себе в сумку. Продавцы, а их всегда было несколько, со-смехом объясняли:

– Да ты что? Из какой деревни приехал? “Восемь-ноль” – это значит восемьдесят. Лопух.

Ах, лопух? Тут же получали один удар слева, второй – справа и редко когда доходило до третьего удара спереди потому, что на то она и “толкучка”, чтобы ко-второму удару все приходило в броуновское движение, и разобрать уже ничего было нельзя. Это уже шалости посерьёзьней и меня к ним старшие не подпускают. Я на перепродаже.

Перепродажа дело хлопотное, но безопасное. Я, братья Косточки и Шинкарь приезжаем на “толкучку” в воскресенье часов в пять утра. За нами заезжает такси и эта же машина нас отвозит. Пока мы торчим на “толкучке”, водитель успевает сделать и по пять ходок туда-обратно. Хороший заработок. Становимся на подходе к площадке и скупаем все, что представляется возможным. Джинсы, модные рубашки, обувь. Все, что попадается. Скупаем-то по бросовой цене, а когда любители поспать подтягиваются за покупками, то продаем уже в два раза дороже. Мы же и продаём отнятое добро, а точнее, награбленное старшими. И от такой, как мы шпаны, старшие нас охраняют. Все вырученные деньги – в общак. Дальше – делюга по-справедливости. Каждый вырученные деньги тратит по-своему. Это или одежда, или гитары, или просто деньги прогуливаются. Только у нас с Косточками есть свой запас денег – для закупки шмоток.

Перепродажей заведует Шинкарь – балабол, каких свет не видывал. Чешет языком без перерыва часами, но такие здесь и нужны. Этот смуглый, похожий на цыгана человек – потомок нескольких семейств болгар, вышедших из Турции еще в царствование Екатерины Второй и поселившихся в селе Михайловская Борщаговка. Нынешние потомки их, конечно, смешались с коренными жителями, но некоторыми телесными особенностями и душевными качествами, как то – беспрестанная тяга к торговле за каждую копейку, все же напоминают о своём южном происхождении.

Нельзя сказать, чтобы меня, вместе с моим одноклассником Мотей, всё это полностью устраивало. Мы им не шестые. Не то, чтобы на нас ездили, но и относятся без особого уважения:

– Бери, продавай.