Киево-Печерский патерик

Писци же начаша каатися своего съгршениа. «Егда, — рече, — приидохомь в Каневь в лодиах, и се видхомь церковь сию велику на высот. Въпросихом же сущих с нами: “Каа си есть церкви?” И рша: “Печерьскаа, ей же вы есте писци”. Разгнвавши же сь, хотхом бежати внизъ. В ту же нощь бысть буря велика на рец. Заутра же воставше, обртохомся близь Треполя, и лодиа сама идяше гор, аки нкаа сила влечаше. Мы же нуждею удръжахомь ю, и стоавше весь день, размышляюще, что се будет, яко толикь путь преидохомь единою нощию, не гребуще, еже съ трудомь едва треми деньми доходят друзии. Въ другую же нощь видхомь сию церковь и чюдную икону намстную, глаголюще нам: “Человци, что всуе мятетеся, не покоряющеся воли Сына моего и моей; и аще мене преслушаетеся и бежати восхощете, вся вы воземъши и с лодиею поставлю в церьки моей. И се же да всте, яко оттуду не изыдете, но ту в монастыри моемь, остригшися, живот свой скончяета, и азь вам дамь милость в будущем вц строителю сею ради Антониа и Феодосиа”. Мы же, заутра въставше, хотхом бжати внизъ, и много трудившеся, гребуще, а лодиа гор идяше противу. Мы же, повинувшеся воли и сил Божии, дахомся, и скоро под монастыремь сама лодиа приста».

Иконописцы же начали каяться в своем согрешении. «Когда, — говорили, — пришли мы в Канев на ладьях, то увидели в высоте эту великую церковь. И спросили мы бывших с нами: “Какая это церковь?” И нам ответили: “Печерская, которую вы должны расписывать”. Мы же, рассердившись, хотели плыть назад. И той же ночью поднялась буря сильная на реке. Утром же, когда мы проснулись, то оказались у Треполя, и ладья сама шла вверх по течению, как будто сила некая влекла ее. Мы же с трудом удержали ее и простояли весь день, размышляя, что бы это значило, что прошли мы за одну ночь, не гребя, такой путь, какой другие в три дня с трудом проходят? На другую же ночь снова увидели мы эту церковь и чудную икону наместную, говорившую нам: “Люди, зачем напрасно мечетесь, не покоряясь воле Сына моего и моей; если не послушаетесь меня и захотите бежать, — я возьму всех вас и прямо в ладье поставлю в церкви моей. И то знайте, что вы оттуда не выйдете, но, в монастыре моем постригшись, там и скончаетесь, и я вам дарую милость в будущем веке ради строителей этой церкви, Антония и Феодосия”. Мы же, на другой день вставши, хотели плыть вниз и гребли изо всей силы, а лодка шла вверх, против течения. Тогда мы, повинуясь воле и силе Божьей, покорились, и вскоре ладья под монастырем сама пристала».

Тогда купно вси черноризци и гркы, мастери же и писци, прославиша великого Бога, и того пречистыа Матере чюдную икону, и святаа отца Антониа и Феодосиа. И тако обои живот свой скончаша в Печерьскомь монастыр, мастеры же и писци, во мнишескомь житии, и суть положени въ своем притвор; суть же и нын свиты ихъ на полатах и книгы их грческыа блюдомы в память чюдеси.

Тогда все черноризцы и греки, мастера и иконописцы, прославили великого Бога и чудотворную икону его пречистой Матери, и святых отцов Антония и Феодосия. И со временем те и другие, мастера и иконописцы, окончили жизнь свою монахами в Печерском монастыре и положены в своем притворе; свитки их и ныне лежат на полатях, и книги их греческие хранятся в память чуда.

Егда же Стефанъ-игумень, демественикъ, из монастыря изгнанъ бысть и видвь преславнаа чюдеса, како мастеры приидоша, и икону носяще, и Царицино видние, еже Влахерн, повдаша, и сего ради самь Влахерньскую церковь на Клов създа. Благоврный же князь Владимеръ Всеволодичь Монамах, юнъ сый, и самовидець бывь тому дивному чюдеси, егда огнь съ небеси спаде и выгори яма, идже основание церковное положися поасомь. И се слышаша по всй земли Руской. Сего же ради Всеволодъ съ сыном своимь Володимеромь ис Переяслава приеха видти таковаго великого чюдеси. Тогда Владимеръ боленъ сый, и тмь поасомь златым обложенъ бысть, и ту абие здрав бысть молитвами святую отцю нашею Антониа и Феодосиа.

Когда игумен Стефан, демественник, который был изгнан из монастыря, увидал преславные чудеса — как пришли мастера, и принесли икону, и рассказали о видении Царицы во Влахерне, то сам создал на Клове церковь по подобию Влахернской. Благоверный же князь Владимир Всеволодович Мономах, тогда еще юный, самовидцем был того дивного чуда, когда пая с неба огонь и выгорела яма, где потом заложено было основание церкви по размерам пояса. Слух об этом разошелся по всей земле Русской. Поэтому-то Всеволод с сыном своим Владимиром приехал из Переяславля, чтобы видеть то великое чудо. Тогда Владимир был болен, и тем золотым поясом опоясали его, и он тотчас же выздоровел молитвами святых отцов наших Антония и Феодосия.