Не все они, конечно, его друзья, но…это его люди. Он их привел сюда, и он в ответе за них и за все, что с ними случилось. Говорить это существо может что угодно, Лесн должен сам во всем разобраться. К тому же родители ждут, волнуются.
— Уже нет, — Иод опять оказался прямо перед ним. — Ты конечно не заметил, но прошло несколько дней. Родители тебя больше не ждут. Особенно после всего произошедшего.
Лесн нахмурился. Краснику с Плетуньей часто сетовали, какой у них невоспитанный, несдержанный ребенок, злой и нелюдимый (как будто стоит ему пожелать — и с ним будут общаться все поселенческие дети!), и полукровка от этих упреков очень расстраивался. Но родители всегда высмеивали незадачливых советников по воспитанию детей. Они понимали, что ему трудно среди разин. Они никогда не слушали пустых наветов и не считали его априори неправым. Правда, когда они с Вихром залезли в сад к старухе Вертице за фруктами и случайно сломали ей молодую яблоньку, отец заставил обоих все лето помогать женщине по саду. Но увидев упрек в глазах матери, Лесн и сам осознал, что никогда так больше не сделает. Можно ведь просто попросить. Правда, ему вряд ли дадут…
Человеколис просчитался. Да, Кикимор боялся, что родители в нем разочаруются, боялся, что они однажды пожалеют, что взяли его, и все же он всегда знал, что этого не будет. Где-то внутри него жило четкое осознание, что он для них важен, важнее досужих сплетен, мимолетного людского одобрения, расположения недалеких, но всюду сующих свой нос людей. Иногда они спорили с ним, не понимали, давали глупые на его взгляд советы или наоборот вещали набившие оскомину простые истины с видом мудрецов, но — они любили его и принимали. И он их не бросит!
Тропа не складывалась. Лесн поднял голову. Иод опять стоял на его пути в нескольких шагах от него.
— Драться хочешь? — хмуро спросил Лесн. Лично ему очень не хотелось пускать в ход кулаки. Иод сошел с его пути и махнул рукой, приглашая к действию
— Тебя никто не ждет. — Полукровка вздрогнул. — Тебя никто не примет. Ты никому не нужен.
Слова ложились тяжелым глыбами, все сильнее пригибающими Лесна к земле. В словах таилась ложь и правда, в них жили его самые глубокие страхи. С каждым произнесенным слогом в груди нарастала боль, словно кто-то неровными толчками вгонял ему в сердце невидимый нож. Перед глазами промелькнули картины прошлого: безразличные близнецы, страх Высы, драка с Жадом, смех девчонок во главе со Зленой, нападки парней Угела, проклятия Житы, Красины и им подобных, размолвка с Вихром… Объятия матери. Краткая, но сердечная похвала отца. Смех Вихра, протянутая рука Жада, дрожащие пальцы Высы в его ладони. Веселое тявканье Хвоста.
Тропа легла под ноги легко. Широкая, крепкая Тропа. Валахар с ним, с мешком, Лесн и так дойдет. В конце концов в любом лесу есть ягоды и грибы. Даже если идти несколько дней — от голода он умереть не успеет. Полукровка решительно шагнул раз, два, три… Тропа свернула… двадцать один, двадцать два… И все. Каменная пирамида опять стояла перед ним. В закатных лучах солнца схематично очерченные глаза казались отполированными до блеска. Рядом со странным сооружением на большом валуне сидел Иод.
— Ну что ж, — он легко спрыгнул с камня и неторопливым шагом отправился к Лесну. — Считай, что ты прошел испытание. Забирай свою Силу, Кикимор!
Он остановился совсем рядом и протянул вперед руку. На бледной ладони мерцал голубовато-серый, постоянно меняющийся сгусток энергии.
— Бери, — ладонь ткнулась в грудь полукровки. — Это твое наследие. Ты выполнил три задания Альхииры, ты закрыл Глаза испытаний. Твои друзья верят тебе, ты верен им. Значит, ты достоин. Бери. Теперь ты — хозяин Силы древней мастерицы.
Лесн шагнул назад. Некоторое время он с сомнением рассматривал шар в дымчатых и голубых разводах, затем спросил:
— А брать обязательно?
Человеколис вдруг расхохотался. Его тонкое тщедушное тело некоторое время сотрясалось от смеха, и рука с наследием дергалась то вверх, то вниз, Лесн чуть ли не протянул свою ладонь вперед — испугался, что шар просто-напросто свалится на землю, но вовремя опомнился, и спрятал ладони за спину.
— Вообще-то можешь и не брать, — сообщил, отсмеявшись, собеседник. — Неволить никто не будет. Но разве не глупо отказываться от подобного дара?