Кикимора из фитнес-центра

Призрак Чайковского

– Сочинить письменно в тетради мелодию без нот, но так, чтобы она у меня в голове заиграла, – сказала учительница по музыке. – А кто задание не выполнит или схалтурит – «два» поставлю.

Все стали в тетрадях что-то записывать, а Сёма сидит и понять не может, как можно музыку без нот записать. Повернулся к Евстигнееву, а тот выводит: «Тру-ля-ля-тру-ля-ля».

– Вот голова этот Евстигнеев, – решил Сёма и тоже стал в этом направлении думать.

Только хотел «труляляшки» записать, как дверь в кабинет открылась и вошёл в класс призрак Чайковского. Сёма его сразу узнал, вон его портрет на самом видном месте висит.

– Кто это на урок опаздывает? – кричит музычка.

– Это я, Петя.

– Садись, Петя. «Два» тебе. Бери тетрадь и сочиняй мелодию. Но только без нот. А то ещё одну двойку получишь.

Чайковский удивился, сел за парту рядом с Сёмой. А тетради-то и нету никакой у Чайковского. Откуда у призраков тетради? Сёма поделился с Чайковским листочком и ручкой, композитор Сёму поблагодарил и стал что-то быстро-быстро записывать. А музычка подходит к их парте, выхватывает листочек у Чайковского и говорит грозным голосом:

– Это ещё что такое? За ведение тетради ещё одна двойка. Всё это неаттестацией пахнет.

– Это экосез, – Чайковский отвечает, а сам засмущался и от смущения ручкой щёлкает «щёлк-щёлк», «неаттестации» испугался. Он и слово такое впервые услышал, как тут не испугаться.

– Какой ещё экосез? Я же просила без нот музыку записывать, а то понапишете всего, а мне потом разбирай, где тут «си», где тут «ми», я сама малую октаву не выучила, – музычка Чайковского отчитывает. – Почему ни тембра нет, ни характера, а всё какие-то ноты непонятные?

Ребята радуются, что не их спросили, а Чайковского, а то пришлось бы объяснять, что у них за «тру-ля-ля» в тетради.

– Ишь ты! Музыку ей без нот подавай, – возмутился Чайковский и музычке фигу показал.

Музычка долго раздумывать не стала, влепила ещё и за поведение двойку Чайковскому и выгнала его из кабинета.

А директор выговор музычке сделал и премии лишил, потому что с призраком Чайковского два месяца договаривался о встрече, еле у других школ отбил в Управлении по установлению связей с потусторонним миром, а музычка взяла и выгнала не разобравшись.

Музычка от обиды даже физруку жаловалась. Физрук отнесся с пониманием, сам чемпиону Москвы по борьбе тройку в семестре по физкультуре выставил.

Сонная история

Мама Петровская была слишком строгая. А папа Петровский – вечно сердитый. Это и понятно. Ведь они никогда не высыпались. Потому что по ночам в их квартире творилось страшное.

Вечером всё было нормально: папа с мамой засыпали в своей кровати, дочка Лера – в своей, а сынок Сёма – в своей. Кошка Маркиза укладывалась в мягком кресле, а хомяк Петрович – в клетке.

А потом начиналось такое…

Первой просыпалась Лера. Шла в родительскую спальню, ложилась в кровать и спихивала маму. Мама падала с грохотом. Её подхватывал заботливый папа Петровский, укладывал в кровать, а сам шёл в комнату к Лере на освободившееся место спать. Только папа засыпал, просыпался Сёма. Шёл в родительскую спальню, а там уже Лера место заняла, тогда Сёма разворачивался, шёл в комнату к Лере, потому что Леры там не было, а был только папа, который пытался уснуть. Сёма ложился к папе под бочок. Папа терпел, сползал с кровати, которая не рассчитана на папу с Сёмой, а рассчитана на одну Леру, которая к маме ушла. Папа мёрз без одеяла, потом находил в себе силы встать и переползал в комнату к Сёме. На свободную кровать. Ложился и засыпал.

Просыпалась кошка Маркиза. Она ведь была кошкой: хорошо видела в темноте и по ночам выходила на охоту, как её родственники тигры или дальневосточные леопарды. На охоту Маркиза выходила, но охотиться в квартире Петровских особо-то и не на кого. Мышей нет, мухи залетают редко, а хомяк хоть и есть, но заперт на засов. Маркиза охотилась на что-нибудь, что найдёт: на забытые сушки, на кусочек фольги, «скрепышей» и мягкую мышку с перьями из зоомагазина. Спать во время Маркизиной охоты мама Петровская не могла. Потому что Маркиза топала, мяукала и лазила по занавескам.

Мама Петровская будила папу Петровского, и они вместе носились по квартире за Маркизой, чтобы отобрать сушки, кусочек фольги, «скрепышей» и мягкую мышку с перьями из зоомагазина.

От обиды Маркиза охотилась на папину ногу до того момента, пока у мамы Петровской не зазвенит будильник. Тогда мама соскребала себя с постели и ставила вариться кофе. Маркиза ложилась спать в мягкое кресло. Папа вставал с кровати Сёмы, шёл умываться с ощущением, что всю ночь его кто-то бил пыльным мешком по голове. Мама будила Сёму в кровати Леры, а Леру в родительской спальне. Петрович получал сочный лист китайской капусты на завтрак.

И так продолжалось изо дня в день, из ночи в ночь: Лера спит у мамы, Сёма с папой у Леры. Маркиза мяукает. Петрович шуршит.

Первой сдалась мама:

– Может, бабушку с дедушкой вызовем? Спать хочется, сил нет.