Kill the Beast (СИ)

— Не надо проблем, братишка, нам же ещё там учиться, — похоже, не все животные из стада лишены элементарного здравого смысла. Отчисленный спортсмен смачно сплёвывает на асфальт и нехотя отступает, не осмелясь перечить своим соратникам.

Когда все четверо скрываются из виду, нерешительно делаю шаг вперёд.

— Доктор Лоренц?

Он оборачивается и снова смотрит в упор, из носа и уголков рта бежит кровь, а губы его разверзлись в широкой улыбке. Какая странная улыбка — у меня нет слова, чтобы её описать.

— Мне пора, вот мой дом, до свиданья, — на одном выдохе выдаю я, махнув рукой куда-то вдаль, и со всех ног несусь прочь.

Дом мой и правда рядом — в двух дворах от места стычки. Открываю дверь своим ключом, чуть отдышавшись, и, ни говоря ни слова, следую в свою комнату мимо взирающих на меня с удивлением и тревогой родителей. Родители молчат. Уже в комнате достаю находившийся на беззвучном режиме всё это время мобильник — пять пропущенных от мамы. Смотрю на часы — полдвенадцатого. Стыдно, неудобно. Выглядываю из комнаты и бросаю в тишину:

— Мам? Пап?

— Дочка?! — реагируют оба.

— Простите, — выцеживаю я, — не слышала звонков. Задержалась в зале сегодня — решила подольше потренироваться.

— В следующий раз позвони! Мы же волнуемся! — голос мамы выдаёт, что это не просто слова. Они и вправду волнуются.

— Аккуратней будь. Сама знаешь, что происходит, — добавляет отец, и я скрываюсь в своей комнате.

Я знаю что происходит, все знают. Звери бродят по улицам. Конечно, я не в их вкусе, но от этого не легче. Это конченый мир. Его нужно сжечь дотла. При мысли о разгуливающем на свободе Линдеманне лицо кривится гримасой отвращения. При мысли о закрытом гробе желудок сводит судорогой. Спешно раздевшись, ныряю в кровать. Прикрываю веки, и передо мной встаёт разбитое в кровь лицо Лоренца. И эта странная улыбка, какая она… Торжествующая — вот какая. Вот оно, верное слово.

========== Лоренц — доктор ==========

Многократно размноженные через копировальную машину листы с тестом распространяются по рядам: снизу вверх, из рук в руки; к последним рядам стопка распечаток мельчает, но всё равно хватает всем. Следуя собственному обещанию, в начале очередной лекции Лоренц награждает нас тестом. Двадцать вопросов и четыре варианта ответа на каждый. Лектор наблюдает пристально, пытающихся хоть краем глаза заглянуть в листок соседа или в телефон без пререканий выставляет из аудитории. Секундомер неумолимо тикает. “Поблажек не будет. Никому.” — он не шутил. Похоже, он вообще не умеет шутить.

Двадцать минут пролетают мгновением, и по отмашке разукрашенные галочками и крестиками листы плывут вниз. Мы с Диной, как сидящие по центру первого ряда, собираем их и передаём лектору. Я всё ещё сомневаюсь в своей работе, особенно в ответах относительно питьевой воды и причин детской смертности.

— Думаю, я не сдам. Честно читала дома, на сайте ВОЗ всё есть, но там так много… Как думаешь, что будет, если не сдашь? — Дина напугана не на шутку.

— Думаю, ничего страшного. Это всего лишь вторая лекция, до сессии ещё далеко. Не волнуйся, — пытаюсь её утешить.

Лоренц заводит беседу о реанимационных действиях. Искусственное дыхание рот в нос и рот в рот, непрямой массаж сердца… “Кошачий глаз” как индикатор смерти. Сто раз уже всё это слышала. Смотрю на него с интересом, стараясь не выдать себя. Следов побоев на лице почти не видно — если не знать, что они должны быть, то и не усмотришь. И всё же я замечаю, что он старается не открывать широко рот и совсем не улыбается — знаю, почему. Разбитые губы имеют свойство лопаться и кровоточить ещё долго после поверхностного заживления, кожа губ очень тонкая, а капилляры слишком близко расположены к поверхности. У меня после каждых соревнований синдром Несмеяны. Лоренц так ни разу не взглянул на меня на протяжении всей лекции — а я так хотела вновь поймать прямой строгий взгляд голубых глаз. “Есть люди, а есть роли”, — похоже, он отвечает за каждое своё слово.

***

Неделя прошла как один длинный серый день. Универ — тренировки — одинокие вечера в своей комнате. Вечера в обнимку с Анькиной фоткой. Постепенно возвращаю в свою жизнь музыку. В день, когда мой свет погас, я выключила и её. Вычеркнула музыку из опционного меню собственной жизни. В утро, когда я, как обычно, собиралась на занятия, решая какие кеды нацепить, ведь на улице холодный дождь и ветер, рука сама потянулась к приёмнику и включила радио. Играл Джордж Майкл, хит с альбома “Пэйшнс”. Анька обожала его — помню, как подарила ей раритетный диск с фирменной чёрно-белой обложкой, помню, как заслушивали его до дыр и спорили о каждой композиции. Моя любимая — “Пришез Бокс”, Анькина — “Эмэйзинг”. По радио играл “Фрик”. Я улыбнулась. Возможно, теперь они встретятся. Кто знает, может быть на небесах хорошие люди распределяются по общежитиям на основе музыкальных предпочтений? И Джордж её точно не обидит.