Kill the Beast (СИ)

— И ты? — Линдеманн переводит взгляд с меня на неё, затем обратно, затем обводит глазами всех собравшихся, и тут, кажется, до него начинает кое-что доходить.

— И я, — отвечает Динка, — жертва твоего несостоявшегося изнасилования. Заяву напишу легко, с меня станется, так что веди себя хорошо и делай, что тебе говорят, а то загремишь за попытку изнасилования!

Смотрю на неё — подтянутую, резвую, дерзкую, любуюсь и понимаю: она не играет уже. Роль сыграна, а эта безжалостная соблазнительная бестия, словно сошедшая с пин-ап плаката — и есть Динка. Подруга, раскрывшаяся передо мной сейчас с совершенно неведанной доселе стороны. Красивая и свирепая. Всем бояться!

Её слова обрушиваются на Линдеманна сокрушительным ударом — что, не ожидал, Синяя Борода? Наблюдать его таким воистину приятно, я буквально заряжаюсь уверенностью от этого зрелища. Не узнаю себя и вот уже тоном чекистки (в кожаном плаще и пыльной фуражке, всенепременно) командую:

— А сейчас, господин Линдеманн, мы с Вами побеседуем начистоту.

Видимо, уверенный тон влияет на ребят как призыв к действию — Маруся махом завладевает Линдеманновским мобильником, схватив его с тумбочки возле дивана, ещё двое хватают растерянного здоровяка под руки и держат, пока мы с Олегом тащим с кухни стул. Линдеманн вырывается, и он один уже почти одолевает двух молодых бойцов, но Олег вовремя поспевает — ударом под дых он заставляет нашего пленника согнуться, а последующим ударом в челюсть отправляет того прямо в стул, впечатывая его туда и спешно скрепляя силой заведённые за спинку стула руки приготовленной заранее верёвкой.

Зверь обездвижен. Глаза его налиты кровью, он в бешенстве, но он обездвижен. Дабы не растерять боевой настрой, перехожу к сути дела:

— А теперь расскажи-ка мне, что ты сделал с Анькой? Мара, ты пишешь? — оборачиваюсь на подругу, уже вовсю ведущую видеозапись происходящего на свой мобильник.

— Ты ебанутая, — слышу я, и наглая морда в очередной раз сотрясается под ударом Олегова кулака. — Что, это твои методы, сучка, толпой на одного?

— А насиловать беззащитных девчёнок — твои методы? Слушай сюда, гнида, ты расскажешь мне всё! Всё о том, что сделал! А иначе Динка напишет заявление, и обвинение в попытке изнасилование станет толчком к дополнительному расследованию — сам знаешь, что у полицаев ты на карандаше! Рано или поздно они докопаются до всех твоих секретов, им нужно только повод дать — а он, как ты уже понял, у нас есть! Сколько верёвочке не виться… Так что я слушаю!

Переведя дыхание, он долго молчит, и это уже начинает выводить меня из себя. Наконец, он решает говорить:

— Аньку я любил. А ты её портила. Я её потерял. Лучше бы на её месте была ты, бесполезный биомусор.

Пропускаю эту дребедень мимо ушей — пора переходить к сути дела.

— Так любил, что двух месяцев не прошло, как ты уже затаскиваешь в койку очередную молодку? А сколько их было до Динки? Ты всех их убиваешь, или Анька действительно была особенной?

— Я никого не насиловал! Ты же видела фото — разве видно на них принуждение? Или тебя злость берёт, что она была моей? У нас была настоящая, взаимная страсть! Как у мужчины и женщины — тебе не понять, дефективная.

— Ты мне зубы не заговаривай! Говори, зачем ты её убил!

Снова молчит. Жду, Все ждут. Обводит взглядом набитую людьми комнату и самодовольно ухмыляется.

— Вы все сумасшедшие. Стайка бешеных зверёнышей.

Маруся делает шаг вперёд и тычет камерой телефона пленнику в лицо:

— Говори давай на камеру, как ты убивал Аньку, и мы пойдём. Выбора у тебя нет — ответишь за все свои грехи!

Пленник скалится в камеру, будто издеваясь, и медленно, чётко произносит:

— Я никого не убивал.

Олег срывается с места и одним ударом стирает оскал с наглой физиономии, но зверь крепок, и одного удара ему мало. Олега не остановить — он уже вовсю метелит обездвиженное тело по корпусу, и на секунду мне показалось, что умом он не здесь, не с нами, настолько отстранённым был взгляд моего друга. Наконец, ребята оттаскивают его, и теперь со стула на нас смотрит уже не непобедимое грозное животное, а очень даже… победимое. Да, он тоже смертен, хоть и выглядит, как бессмертный, как античный бог. Пришли новые боги и повергли его.

— Вы настолько тупы, что сами роете себе могилы, — еле слышно произносит он и заходится в громком, нездоровом, ненормальном хохоте. Даже со связанными за спиной руками он страшен. Раненый зверь всегда страшнее здорового.

Меня сначала парализует, затем накрывает волной ярости, и вот уже я готова вцепиться когтями в его морду и рвать её, пока от этой наглой физиономии не останется ничего, кроме кровавого месива, как вдруг…

— Что здесь происходит?

Оборачиваемся на голос и видим в дверях Ландерса в сопровождении двух офицеров. Все трое мне знакомы, но… Нет, я решительно ничего не понимаю!

***

Замечаю, что наш пацан, оставленный на шухере, тоже здесь, а на запястьях его красуются наручники. Один из офицеров подходит к Линдеманну и освобождает того от пут — зверь поднимается в полный рост, нависая над всеми нами, набившимися в комнату, как селёдки в банку, окровавленный здоровяк…