— Не о нём сейчас речь, а о тебе. Боюсь, судимости не избежать. Я поговорю с прокурором — думаю, удастся свести дело к административке. На полноценный криминал вы конечно не наработали. Не успели просто. Но без наказания я тебя отпустить не могу, сама понимаешь, — выпаливает Ландерс на одном дыхании, кажется, он готовил эту речёвку заранее.
Тихо киваю. Я согласна. Вины не чувствую, но если правосудие иного мнения… Ландерс включает диктофон.
— Просто расскажи, как всё было, и можешь пока быть свободна. Твои родители уже ждут.
Родители здесь? И их подставила. Всех подставила. Подругу не уберегла, товарищей чуть не погубила, родителей опозорила… “Себя позоришь”. Ну да, такая я нелепая. Жалкая.
Наговариваю на диктофон свою версию событий прошлого вечера. Особо подчёркиваю второстепенность участия в них своих друзей. Я их заставила. Обманом туда привела, руководствуясь своими лишь предчувствиями и детской, незрелой жаждой простой человеческой справедливости. Они помочь хотели — разве можно их за это винить? Вините меня, ибо есть за что. К концу рассказа голос уже дрожит, а лицо Ландерса, кажется, чуть смягчается.
— Хорошо, очень хорошо, — говорит он, когда запись официально уже закончена.
Что хорошо? Не знаю.
Выходим из участка под слепящее солнце. Конечно, никакое оно не слепящее — жалкие холодные лучи, пробивающиеся сквозь пенные молочные облака. Ночью был снег, и к утру он даже не растаял. Зима вступает в свои права. Мы все замёрзнем. Скорее бы. Заморозка — это способ анестезии такой.
Родители выходят из своей машины и спешат мне навстречу. На ходу застёгиваю на запястье ремешок только что полученных обратно часов и бегу к ним. Они сердятся, ох как сердятся, особенно мама. Но обнимают меня — а как иначе?
— Дочка… Ну что ты натворила? Как мы теперь? — мама причитает, уткнувшись носом в моё плечо. Её короткие чёрные волосы не пахнут шампунем, хотя всегда пахли. Она ждала меня всю ночь, даже душ не приняла, боялась пропустить звонок, боялась не увидеть, как я вернусь. Прости, мама. Отец слегка приобнимает меня за плечи с другой стороны.
— Ну всё, поехали, люди ждут, — он изо всех сил старается придать голосу твёрдости. Именно старается.
Стоп, люди? Какие люди? Чего они ждут?
Садимся в машину — отец за рулём, мы с мамой сзади, а рядом с отцом Ландерс. Зачем он здесь?
— Я позвонил Аниным родителям, они приедут к вам домой. Решил, что лучше поговорить со всеми вами. Дело такое…
Дело такое, что даже бывалый полицай не осмелился поговорить со своими друзьями, с родителями убитой девочки, наедине? Что же это за дело? Я уже не хочу ничего знать. Не хочу!
Анькины родители ожидают нас у дома. Все вместе проходим в гостиную и рассаживаемся. Все молчат. Взгляды устремлены на Ландерса, а он, кажется, не знает, с чего начать. Но ему придётся — это его обязанность. И я ему не завидую.
— Прошедшей ночью мы провели обыск в квартире Линдеманна. Перевернули всё вверх дном, изъяли жёсткие диски с компьютеров — с ними сейчас работают наши эксперты — и уже есть первые результаты, — он замолкает. Вдруг, глядя в глаза Анькиному отцу, восклицает: — Крепись!
Анькины родители держатся за руки, больно на них смотреть, они такого не заслужили. Они уже получили своё, потеряли дочь — чего же более?
— У Анны действительно был роман с тренером, вы это знаете. Но сегодня мы выяснили, что все их интимные встречи у него дома снимались на камеру… без её ведома. В его квартире в нескольких местах мы обнаружили скрытые камеры.
— Ублюдок! Подонок! Чёртов извращенец! — Анькин отец вскакивает с места, но жена нежно берёт его за руку и опускает обратно в кресло. Она понимает — уже поздно, уже ничего нельзя изменить. Мы все это понимаем.
— Это ещё не всё, — Ландерс жуёт слова, как корова сено, он старается оттянуть момент, но знает, что это бесполезно. — Эти видео он выкладывал в интернет. Нет, не в открытый доступ…
Теперь уже очередь Анькиной мамы истерить: она закрывает рот руками, а лицо её искривляется в гримасе беззвучного крика.
— …Не в открытый доступ, а… В общем, эксперты проследили путь нескольких видео — все они оседали на закрытом форуме каких-то… Мы пока ещё толком не знаем…
Каких-то кого? Пока Ландерс собирается с духом, чтобы продолжить, мы все таращимся в пол — мы не рискуем смотреть ему в глаза, не рискуем смотреть и в глаза друг другу. И никто не рискует произнести и слова — мы будто чувствуем, что полицейского нельзя перебивать, что он и так на грани.
— …Кажется, есть какой-то клуб извращенцев… Мужики со всех уголков Европы соблазняют молоденьких девушек, уговаривают на секс, потом делятся видео…
О чём он, чёрт возьми, толкует? Слова не укладываются в голове — сами слова, голые скелеты, не обросшие смыслом! Наше коллективное сознание не готово воспринимать всю эту дичь!
— …Мы даже раскопали что-то вроде их кодекса. Для того, чтобы вступить в клуб и получить доступ к… коллекции видеоматериалов, кандидат должен предоставить своё видео как гарантию лояльности. Главное требование — на видео сам… хм… автор, девушка, секс и никакого насилия…