Киллер

Пальцы мои сжимают рукоять кинжала, и я перекатываюсь на живот. Передо мной оборванный мужик, заросший, словно Робинзон Крузо. Даже в темноте вижу, с какой ненавистью он смотрит на меня. В руках карабин.

– Вставай, – хрипит он.

Я лежу и показываю на ногу, мол, не могу, ранен.

Мужик брезгливо харкает в сторону, затем тычет стволом в бок.

– Вставай, падаль!

Я очень медленно поднимаюсь.

– Русская свинья, – цедит он.

Ствол карабина смотрит прямо мне в глаза.

Я улыбаюсь. Что-то в моем лице заставляет бродягу с оружием отшатнуться. Он визжит, его палец ползет к спусковому крючку. Я, не раздумывая, кидаюсь в атаку. Кинжал распарывает тряпье, погружаясь в плоть. Бродяга кричит, выпучив глаза. Я отступаю и наблюдаю, как он корчится и через минуту затихает.

Беру карабин, проверяю и со смехом бросаю – в нем нет патронов.

Ухожу дальше. Кто знает, может, он тут не один?..

На следующий день подхватываю простуду. Дышать тяжело, сухой кашель, конечности ломит, но с наступлением темноты все равно ползу.

Я начинаю бредить. Иногда хочется плакать. Губы обветрены, трещины кровоточат. Проваливаюсь в забытье.

Прихожу в себя, когда меня кто-то тормошит, причем не особенно церемонясь, словно шлюху, которая плохо обслужила клиента.

Открываю глаза. Лица русские.

– Братишки! – шепчу я, протягивая к ним руки.

Их лица не меняются. Парни смотрят на меня, как на собаку со сломанным хребтом, которую переехал грузовик, со смесью жалости и отвращения.

Меня куда-то тащат. Только сейчас понимаю, что на мне тряпки убитого боевика.

– Я свой, братишки.

Пытаюсь себя успокоить. Мол, скоро все устаканится и встанет на свои места. Я расскажу им…

Перед глазами темнеет.

Не знаю, сколько проходит времени. Я поднимаю веки и вижу рослого мужика в капитанских погонах. Лицо хмурое, с мешками под глазами.

– Фамилия, имя, отчество? – допытывается он, в упор глядя на меня.

Я торопливо рассказываю. Сбиваюсь, повторяюсь, бледнею и начинаю снова.

– Значит, ты и есть Айк?

Отвечаю, что да.

– Коновалов Виктор Валентинович?

– Да.

Мне не нравится выражение его лица. Так браконьер смотрит на волка, попавшего в капкан.

– Поздравляю, Айк. Я отправляю тебя под арест. Ты пойдешь под военный суд. Хотя я задушил бы тебя своими руками.

Всеми силами пытаюсь держать себя в руках.

– За что, капитан?

– За участие в террористической организации, захват заложников и убийство своих сослуживцев. Наконец, за поруганную честь российского офицера. Ты предал свою боевую группу. Они все мертвы. Как тебе спится по ночам? Нет желания застрелиться?

В горле все деревенеет, язык распух. Хочу что-то сказать, но из глотки вырывается лишь какое-то бульканье.

Капитан приближается ко мне:

– Ты мразь!

Он плюет мне в лицо, и я с криком бросаюсь на него.

Лишь после того как меня, в кровь избитого, зашвырнули в карцер, я вспоминаю слова Франца. Он говорил о сюрпризе, который меня ждет в случае удачного побега».

Виктор захлопнул блокнот и бросил его на стол. На какое-то короткое мгновение он испытал самую настоящую ненависть к тому, что сейчас написал. Всякое желание продолжать работу улетучилось, словно дым.

«Все из-за концовки, – подумал Коновалов. – Но разве это что-то меняет? Я же знал, что рано или поздно доберусь до этого неприглядного момента в своей истории».

Ему больше не хотелось прикасаться к блокноту. Это чувство было равносильно тому, как если бы он, раздевая женщину, внезапно обнаружил у нее нестриженые черные ногти на ногах. Романтическое настроение испарилось бы мгновенно.

Его предали. Нагло, цинично, словно между делом. Все это сделал Франц. Ему каким-то образом удалось запустить куда следует информацию о том, что это он, Айк, заманил группу в ловушку, держал всех в заложниках и по очереди избавлялся от них. Нужные свидетели подтвердили это. Кроме того, в телах Отто и Тиса были обнаружены пули, выпущенные из пистолета Коновалова.

Все последующие годы ушли у Виктора на то, чтобы снять с себя позорное клеймо предателя и убийцы. Ему удалось добиться реабилитации.

За это время много чего случилось, но два события намертво впечатались в его мозг. Первое – смерть жены и дочки. Страшная, нелепая гибель самых близких и любимых людей. Второе – вступление в «Профсоюз», которое перевернуло его жизнь с ног на голову.

«Ничего. Скоро вся эта грязь и мерзость закончится, – подумал Виктор, поглядывая в сторону блокнота, который как ни в чем не бывало лежал на столе. – Проще вырвать эти листы или сжечь сам блокнот. Зря я вообще занялся этой мутью?..

А твоя жизнь – не грязь ли? Все, что ты делаешь, – разве не мерзость?» – спросил он сам себя и включил телевизор.

Виктор машинально клацал кнопками пульта и не сводил взора с заряженного «глока», который лежал на электрической плите.

Он не станет убивать Кольцова. Вместо этого Виктор прикончит Тихого, затем приедет к Санитару и застрелит его. Когда все будет закончено, он пустит себе пулю в висок.

Если бы это было в его силах, Отставной взорвал бы, к чертовой матери, этот тренировочный лагерь, который Санитар так тщательно маскировал под спортивный клуб.