— А он им объяснит, что готовит покушение на Зиму, и попросит не мешать, — съехидничал Стриж, очень довольный тем, что карабкаться на кран, видимо, не придется. — Ну и бестолочь ты, Санек, честное слово! Целый день глазами лупал, молчал, словно сыч, а под вечер выдал! — Он громко заржал, оглядываясь по сторонам и удивляясь, почему никто, кроме него, даже не улыбнулся.
— Докеров можно легко успокоить пачкой долларов, а уйти с крана… Уйти можно, если после выстрела или одновременно с ним пошуметь где-нибудь в стороне для отвлечения внимания. Впрочем, вам решать, — Я пожал плечами и напустил на себя безразличный вид, давая понять, что ничего лучшего я пока предложить не могу.
— Это Япония, братишка. — изрек Палыч, как будто я сам раньше об этом не догадывался, — Здесь тебя вместе с баксами сдадут полиции даже не задумываясь, потому что докеры еженедельно получают такие же пачки, только в иенах. Не голодные они, Саня, зарабатывают в порту по-человечески — так чего ради им местом рисковать? К тому же странные они, японцы, — покачал головой Палыч. Свет лампы, отразившись от его серебристой головы, рассеялся в стороны тонкими лучиками. — У них. понимаешь, свои понятия о жизни. Сдохнуть готовы, лишь бы имя свое не замазать в каких-нибудь косяках. Боятся этого япошки, — задумчиво добавил он, барабаня пальцами по столу. — Поэтому вариант с краном, может быть, хорош, но в данном случае отпадает.
Работать будете с крыши конторы. Если Зима объявится в порту, то мимо вас уже никак не проскочит. Главное, чтоб стрелки не зевнули.
— Не зевнем, — горячо заверил его Стриж. — Ты что же, Палыч, думаешь, нам с Саней нравится в этой дыре торчать? У нас дома скоро своя вишня зацветет, а не эта корявая сакура, — сморщился он, — девчонки на улицах в коротких юбках табунами заходят… Э-эх, — вздохнул он, страдая, судя по всему, помимо обжорства и пьянства, еще и ностальгией.
— Хорошо, если так, — кивнул Палыч. — Детали — завтра. Сейчас всем отдыхать, — приказал он. — И хватит наливаться коньяком, Стриж. С трясущимися руками ты мне не нужен.
— А чего тебе мои руки? — удивился Стриж. — Стрелять-то все равно будет Айболит, он у нас нынче профессионал в этом вопросе. Надо же, столько лет под доктора маскировался. — Он покачал головой, вставая из-за стола и пытаясь незаметно прихватить с собой бутылку «Хеннесси», — Вот и пойди разбери, кто он на самом деле — врач или душегуб? Хотя, по-моему, один черт, — пьяновато заявил он и удалился из гостиной.
— Ты и в самом деле врач? — удивился Палыч.
— Ага. — засмеялся я. — В свободное от основной работы время.
— Ну ты, блин, даешь, — восхитился Кащей моей многопрофильности — Одной рукой, значит, лечишь, а другой — того…
— Хватит болтать. — оборвал его Палыч. — Все, я сказал, пора отдыхать. Чего еще не ясно?
— Все ясно, — забормотал Эдик, протискиваясь мимо Палыча и спеша к выходу из гостиной. — Абсолютно все, Палыч.
— Иди и ты, Саня, — посоветовал мне седой, — А я еще посижу, подумаю.
Я молча покинул комнату и принялся подниматься по лестнице, размышляя о том, что Палыч верно подметил причину болезненной честности японцев. Страх потерять лицо, опозорить имя предков для них пуще смерти. Да и вообще, смерть, по-моему, не очень пугает их. Может, поэтому они и являются нацией долгожителей, что не боятся? Хорошо бы и мне не испугаться завтра, когда Палыч потребует ответить за сорванное покушение. То, что стрелять я буду в воздух, а не в Зиму, это точно. Сделать из себя наемного убийцу я не мог позволить ни Палычу, ни Кинаю. Потому что для меня это означало бы потерять лицо, а в данном вопросе я принципиален, словно коренной уроженец Японских островов.
Глава 8
«ПРОМАШЕК БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО»
Порт приморского городка Отару жил своей привычной жизнью, швартуя суда, неторопливо кивая стрелами кранов, гудя моторами мощных грузовых машин и перекликаясь резкими голосами рабочих, снующих, словно муравьи, среди огромных кораблей. Контора порта на фоне слаженно работающих докеров казалась местом шумным, суетливым и здорово смахивала на Вавилон, до которого еще не успела добраться рука все карающего Господа. Во всяком случае, ее посетители без труда понимали друг друга, мешая в кучу английские, японские, немецкие, русские слова, неожиданно переходя на французский или корейский, а в особо трудных случаях перескакивая на международный язык жестов и цифр, улыбок и рукопожатий.