Ким

– Смотрите! Он опять восстановится, кусок за куском. Сначала большой кусок срастется с двумя другими, лежащими справа и слева… справа и слева. Смотрите!

Ким даже ради спасения своей жизни не смог бы обернуться. Легкое прикосновение держало его словно в тисках, а кровь, приятно покалывая, струилась по телу. Там, где раньше лежали три куска, теперь был один, а над ним вздымалось туманное очертание всего сосуда. Пока сквозь него еще была видна веранда, но с каждым биением пульса его очертания становились определеннее и темнее. Но ведь кувшин… как медленно текут мысли! …кувшин разбился на его глазах. Новая волна колючего пламени побежала по его шее, когда Ларган-сахиб шевельнул рукой.

– Смотрите! Он приобретает форму, – сказал Ларган-сахиб. До сих пор Ким думал на хинди, но тут дрожь пробежала по его телу, и с усилием окруженного акулами пловца, который старается насколько возможно выше высунуться из воды, сознание его вырвалось из поглощавшей его тьмы и нашло убежище… в таблице умножения на английском языке!

– Смотрите! Он приобретает форму! – шептал Ларган-сахиб.

– Кувшин разбился… да-а… разбился… не называть этого по-туземному, ни в коем случае, но разбился… на пятьдесят кусков, а дважды три шесть, а трижды три девять, а четырежды три двенадцать. – Ким отчаянно цеплялся за это повторение. Он протер глаза, и неясное очертание рассеялось как туман. – Вот разбитые черепки; вот пролитая вода, высыхающая на солнце, а внизу сквозь щели в полу веранды виднеется белая, изборожденная трещинами, стена дома… а трижды двенадцать тридцать шесть!

– Смотрите! Приобретает он форму? – спросил Ларган-сахиб.

– Но ведь он разбит… разбит… – задыхаясь, проговорил Ким.

Ларган-сахиб с полминуты тихо бормотал что-то. Ким отдернул голову.

– Декхо39! Он такой же разбитый, как и был.

– Такой же разбитый, как и был, – повторил Ларган-сахиб, внимательно следя глазами за Кимом, который растирал себе шею. – Но из многих вы первый, видевший все это именно так. – Он отер широкий лоб.

– Это тоже было колдовство? – подозрительно спросил Ким. Он перестал ощущать покалывание в венах и чувствовал себя необычайно бодрым.

– Нет, это не было колдовство. Это было сделано для того лишь, чтобы узнать, нет ли… в драгоценном камне трещины. Иногда очень хорошие камни разлетаются на куски, если человек, понимающий в этом деле, сожмет их в руке. Вот почему надо очень тщательно их рассмотреть, прежде чем вставлять в оправу. Скажите, вы видели очертание кувшина?

– Недолго. Он стал расти из пола, как цветок из земли.

– И что вы тогда сделали? Я хочу сказать, как именно вы думали тогда?

– О-а! Я знал, что он разбит и, должно быть, об этом думал… Ведь он действительно был разбит!

– Хм! А что, кто-нибудь прежде так колдовал с вами?

– Если бы это хоть раз случилось со мной, – сказал Ким, – неужели вы думаете, я допустил бы повторение? Я убежал бы.

– А теперь вам не страшно, а?

– Теперь нет.

Ларган-сахиб наблюдал за ним все внимательнее.

– Я спрошу Махбуба Али… Не теперь, когда-нибудь потом, – пробормотал он. – Я доволен вами… и недоволен. Вы первый из всех сумели спасти себя. Хотел бы я знать, каким образом… Но вы правы. Вам не следует говорить об этом… даже мне.

Он ушел в сумрачную мглу лавки и, мягко потирая руки, сел за стол. Тихое глухое всхлипывание послышалось из-за кипы ковров. Это плакал мальчик-индус, послушно стоявший лицом к стене; худенькие его плечи вздрагивали от обиды.

– А! Он ревнует; так ревнует! Пожалуй, он опять попытается отравить мой завтрак и вторично заставит меня стряпать.

– К а б х и… кабхи нахин40, – послышался прерывающийся ответ.

– А другого мальчика он убьет?

– Кабхи… кабхи нахин!

– А как вы думаете, что он сделает? – внезапно обратился Ларган к Киму.

– О-а! Не знаю. Отпустите его, пожалуй. Почему он хотел отравить вас?

– Потому что он любит меня. Вообразите, что вы кого-нибудь любите, а потом явится кто-то другой, и человеку, которого вы любите, он понравится больше, чем вы; как бы вы тогда поступили?

Ким задумался. Ларган медленно повторил фразу на местном языке.

– Я не отравил бы этого человека, – задумчиво проговорил Ким, – но я избил бы того мальчика, если бы тот мальчик любил человека, которого люблю я. Но сначала я спросил бы у мальчика, правда ли это.

– А! Он думает, что меня все любят.

– Тогда он, по-моему, дурак.

– Слышишь? – обратился Ларган-сахиб к дрожавшим плечам. – Сын сахиба считает тебя дураком. Выходи, и когда в следующий раз твое сердце встревожится, не возись так открыто с белым мышьяком. Надо думать, что демон Дасим был сегодня владыкой нашей скатерти! Я мог бы заболеть, дитя, и тогда чужой человек пришел бы хранить драгоценности. Иди сюда!

Мальчик с припухшими от обильных слез глазами вылез из-за тюка и страстно бросился к ногам Ларгана-сахиба, так горячо предаваясь раскаянию, что это произвело впечатление даже на Кима.

– Я буду смотреть в чернильные лужи… Я преданно буду сторожить драгоценности! О, отец мой и мать моя, отошли его прочь! – Он указал на Кима, лягнув его голой пяткой.