Ким

Они двигались, завязав рты для защиты от песчаного ветра, по соленой пустыне к Джодхпуру, где Махбуб Али и его красивый племянник Хабибулла усердно занимались торговыми делами; а потом Ким, одетый в европейское платье, из которого он уже вырос, с грустью уехал в вагоне второго класса в школу св. Ксаверия.

Три недели спустя полковник Крейтон, прицениваясь к тибетским ритуальным кинжалам в лавке Ларгана, столкнулся лицом к лицу с откровенно взбунтовавшимся Махбубом Али. Ларган-сахиб играл роль резервного подкрепления.

– Пони выучен… готов… взнуздан и выезжен, сахиб! Отныне он изо дня в день будет забывать свои навыки, если его будут занимать всякой чепухой. Уроните повод на его спину и пустите его, – говорил барышник. – Он нам нужен.

– Но он так молод, Махбуб, – кажется, ему не больше шестнадцати, ведь так?

– Когда мне было пятнадцать лет, я убил человека и зачал человека, сахиб.

– Ах вы, нераскаянный, старый язычник! – Крейтон обернулся к Ларгану. Черная борода кивком подтвердила согласие с мудростью краснобородого афганца.

– Я мог использовать его давным-давно, – сказал Ларган. – Чем моложе, тем лучше. Вот почему я всегда приставляю ребенка сторожить действительно ценные мои камни. Вы послали его ко мне на испытание. И я всячески испытывал его. Он – единственный мальчик, которого я не мог заставить увидеть некоторые вещи.

– В хрустале… в чернильной луже? – спросил Махбуб.

– Нет, – когда я накладывал на него руку, как я уже говорил вам. Этого никогда не случалось раньше. Это значит, что он достаточно силен (хоть вы и считаете все это пустяками, полковник Крейтон), чтобы заставить любого человека беспрекословно ему повиноваться. Это было три года назад. С тех пор я научил его очень многому, полковник Крейтон. Я полагаю, что теперь вы попусту тратите время.

– Хм! Может быть, вы и правы. Но, как вам известно, в области разведки для него пока нет подходящей работы.

– Выпустите его… Отпустите его, – перебил его Махбуб. – Кто может требовать, чтобы жеребенок с самого начала носил тяжелые вьюки? Дайте ему побегать с караванами, как бегают наши белые верблюжата… на счастье. Я бы и сам его взял, но…

– Есть небольшое дело, где он мог бы оказаться чрезвычайно полезным… на Юге, – промолвил Ларган как-то особенно вкрадчиво и опустил тяжелые синеватые веки.

– Этим занимается Е.23-й, – быстро сказал Крейтон. – Туда ему ехать нельзя. Кроме того, он не говорит по-турецки.

– Опишите ему только вид и запах нужных нам писем, и он доставит их, – настаивал Ларган.

– Нет. На эту работу годится только взрослый мужчина, – сказал Крейтон.

Это щекотливое дело касалось недозволенной и полной раздражения переписки между лицом, считающим себя высшим авторитетом во всех вопросах мусульманской веры во всем мире, и молодым членом одного княжеского дома, который был взят на заметку за похищение женщин с британской территории. Мусульманское духовное лицо выражалось патетически и слишком дерзко, молодой принц просто дулся за то, что привилегии его урезали, но ему не следовало продолжать переписку, способную в один прекрасный день скомпрометировать его. Одно письмо и в самом деле удалось добыть, но человек, перехвативший его, был потом найден мертвым – лежащим у дороги в одежде арабского купца, как, по долгу службы, донес Е.23-й, взявший на себя ведение этого дела.

Эти факты и некоторые другие, не подлежащие разглашению, заставили обоих, Махбуба и Крейтона, покачать головой.

– Позвольте ему уйти с красным ламой, – сказал барышник с видимым усилием. – Он любит старика. По крайней мере, он научится считать свои шаги при помощи четок.

– Я вел кое-какие дела с этим стариком… письменно, – сказал полковник Крейтон, улыбаясь. – А куда он пойдет?

– Будет бродить по всей стране, как бродил эти три года. Он ищет Реку Исцеления. Проклятие на всех… – Махбуб сдержался. – Вернувшись с Дороги, он останавливается в храме Тиртхан-кары или в Будх-Гае. Потом отправляется навестить мальчика в Мадрасе, о чем нам известно, ибо мальчика за это наказывали два или три раза. Он совсем сумасшедший, но человек мирный. Я встречался с ним. У бабу тоже были с ним дела. Мы следили за ним три года. Красные ламы не так часто встречаются в Хинде, чтобы можно было потерять их след.

– Бабу – прелюбопытные люди, – задумчиво промолвил Ларган. – Вы знаете, чего Хари-бабу действительно хочется? Ему хочется, чтобы его за этнологические исследования выбрали в члены Королевского Общества. Вы знаете, я передал ему все то, что Махбуб и мальчик рассказывали мне о ламе. Хари-бабу ездит в Бенарес… и, как будто, за свой счет.

– Навряд ли, – кратко сказал Крейтон. Он оплатил Хари путевые расходы, ибо чрезвычайно хотел узнать, что за человек лама.

– И он несколько раз в течение этих немногих лет обращался к ламе за сведениями о ламаизме, о цаме, о заклинаниях и талисманах. Пресвятая дева! Я мог бы сообщить ему все это много лет назад. Мне кажется, что Хари-бабу становится слишком старым для Дороги. Ему больше нравится собирать сведения о нравах и обычаях. Да, он хочет стать Ч.К.О.