Ким

Ким вынул свой компас, топографический ящичек с красками и недавно пополненную аптечку. Все эти вещи были при нем во время его странствований, и он по-мальчишески очень дорожил ими.

Женщина медленно поднялась и двинулась, слегка вытянув руки перед собой. Тогда Ким увидел, что она слепа.

– Да, да, – пробормотала она, – патхан говорит правду… Моя краска не сходит через неделю или месяц, и те, кому я покровительствую, защищены хорошо.

– Когда ты уходишь далеко в одиночку, нехорошо внезапно покрыться нарывами или заболеть проказой, – сказал Махбуб. – Когда ты был со мною, я мог присматривать за тобой. Кроме того, у патханов светлая кожа. Теперь разденься до пояса и посмотри, как ты побелел. – Ханифа ощупью возвращалась из внутренней комнаты. – Ничего, она не видит. – Он взял оловянный кубок из ее унизанных кольцами рук.

Краска оказалась синеватой и липкой. Ким попробовал окунуть в нее кусочек ваты и мазнуть себя по руке, но Ханифа по слуху догадалась об этом.

– Нет, нет, – вскричала она, – так не годится, нужны надлежащие обряды. Окраска – последнее дело. Я дам тебе полную защиту для Дороги.

– Джаду43? – проговорил Ким, поднимаясь. Ему не нравились эти белые, незрячие глаза.

Рука Махбуба, лежащая на его шее, пригнула его к полу, и нос Кима очутился на расстоянии дюйма от досок.

– Лежи смирно. Никакого вреда тебе не будет, сын мой. Я – твоя жертва!

Ким не мог видеть, что делала женщина, но долго слышал позвякиванье ее драгоценностей. В темноте вспыхнула зажженная спичка, он услышал хорошо знакомое потрескиванье и шипенье зерен ладана. Потом комната наполнилась дымом – густым, ароматным и удушливым. Сквозь все сильнее одолевавшую его дремоту он слышал имена дьяволов: Залбазана, сына Иблиса, который обитает на базарах и парао и порождает внезапно вспыхивающий разврат на придорожных стоянках; Далхана, который невидимо присутствует в мечетях, обитает среди туфель верующих и мешает народу молиться; Мазбута, владыки лжи и панического ужаса. Ханифа, то шепча ему что-то на ухо, то говоря словно на огромном расстоянии, трогала его неприятными мягкими пальцами, но Махбуб не отнимал руки от его шеи, пока ослабевший юноша, вздохнув, не лишился чувств.

– Аллах! Как он боролся! Нам не удалось бы добиться этого без снадобий. Я считаю, что это благодаря его белой крови, – с раздражением сказал Махбуб. – Продолжай дават44. Дай ему полную защиту.

– О, слушающий! Ты, который слушает ушами, будь здесь. Слушай, о, слушающий! – Ханифа стонала, и мертвые глаза ее были обращены на запад. Темная комната огласилась стенами и пыхтеньем.

На наружном балконе показалась тучная фигура какого-то человека. Он поднял голову, круглую, как пуля, и нервно кашлянул.

– Не прерывайте этого чревовещательного колдовства, друг мой, – сказал человек по-английски. – Я предполагаю, что вам она очень неприятна, но просвещенный наблюдатель неспособен по-настоящему испугаться.

– …Я придумала заговор, чтобы уничтожить их! О, пророк, будь терпелив к неверующим! Оставь их на время в покое! – Лицо Ханифы, обращенное на север, исказилось ужасными гримасами, и казалось, что с потолка ей отвечают какие-то голоса.

Хари-бабу снова принялся писать в своей записной книжке, балансируя на подоконнике, но рука его дрожала. Ханифа, сидя скрестив ноги у недвижной головы Кима, в каком-то наркотическом экстазе дергалась всем телом и одного за другим призывала дьяволов, согласно принятому в древнем ритуале порядку, убеждая их не вставать на пути юноши.

– У него ключи от тайн! Никто не знает о них, кроме него самого! Он знает все на суше и на море! – И снова послышались свистящие ответы из нездешнего мира.

– Я… я опасаюсь, не вредна ли эта процедура? – проговорил бабу, глядя, как дергались и дрожали мускулы на шее Ханифы, когда она говорила разными голосами. – А не убила ли она мальчика? В таком случае я отказываюсь быть свидетелем на суде… Как она назвала последнего из этих несуществующих дьяволов?

– Бабуджи, – промолвил Махбуб на местном языке. – Я не уважаю демонов Хинда, но сыны Иблиса – дело другое и, будь они джамали45 или джалали46, они одинаково не любят кафиров.

– Так вы полагаете, мне лучше уйти? – сказал Хари-бабу, приподнимаясь. – Само собой разумеется, они просто дематериализованные феномены! Спенсер говорит…

Кризис Ханифы прошел и, как это всегда бывает в таких случаях, заключился пароксизмом воя. На губах ее показалась пена. Недвижная, она в изнеможении лежала рядом с Кимом, а безумные голоса умолкли.

– Да. Дело кончено. Да послужит это на пользу мальчику! Ханифа – настоящая мастерица давата. Помоги оттащить ее в сторону, бабу. Не бойся.

– Как могу я бояться того, что не существует? – сказал Хари-бабу по-английски, чтобы подбодрить себя. Можно ли бояться колдовства, которое с презрением исследуешь, и собирать для Королевского Общества фольклор, не теряя веры во все силы тьмы?

Махбуб тихо засмеялся. Он и раньше встречался с Хари на Дороге.