Ким

– У меня также есть лекарства, которые замедляют биение крови в голове у разгоряченных и разгневанных людей. Есть у меня сина, отлично приготовленная в то время, когда месяц стоит в надлежащем Доме. Имеются желтые порошки… арплан из Китая, от которого человек молодеет и начинает изумлять свою семью; шафран из Кашмира и лучший салеп из Кабула. Много людей умерло раньше…

– Этому я охотно верю, – вставил Ким.

– …чем они узнали о достоинствах моих снадобий. Моим больным я даю не простые чернила, которыми написан талисман, но сильно действующие лекарства, которые сражаются с недугом.

– И очень хорошо сражаются, – вздохнула старуха.

Голос начал длиннейший рассказ о каких-то злоключениях и банкротстве, пересыпанный обильными воззваниями к правительству.

– Ежели бы не моя судьба, которая всему помехой, я был бы на службе у правительства. Я имею диплом прославленной калькуттской школы, куда, быть может, поступит и сын этого дома.

– Обязательно поступит. Если ублюдок нашего соседа за несколько лет успел сделаться П. И. (Первым в Искусствах – она произнесла английские слова, которые так часто слышала), так почему гораздо более умным детям, – например, некоторым знакомым мне, – не получить награды в богатой Калькутте?

– Никогда, – начал голос, – не видывал я такого ребенка. Родился он в благоприятный час и, если бы не эти колики, которые, увы, перейдя в черную холеру, способны погубить его, как голубя, ему предстоит долгая жизнь и можно ему позавидовать.

– Хай май! – воскликнула старуха. – Хвалить детей – навлекать несчастье, не то я долго слушала бы эти речи. Но дом на задворках не охраняется, и даже в этих теплых краях есть мужчины и женщины, которых называть не стоит… Отец ребенка уехал, и мне приходится быть чаукидаром58 на старости лет! Вставайте! Поднимайте паланкин! Пусть хаким и молодой жрец решат между собой, что помогает лучше – талисман или лекарства. Хо! Негодные люди, принесите табаку для гостей и… я пойду обойду усадьбу.

Паланкин поплыл прочь в сопровождении задуваемых ветром факелов и оравы собак. Двадцать деревень знали сахибу – ее слабости, ее язык и ее широкую благотворительность. Двадцать деревень с незапамятных времен надували ее по привычке, но ни один человек ни за какие небесные дары не стал бы воровать или грабить в пределах ее поместий. Тем не менее она с большой торжественностью совершала свои обходы, шум которых был слышен на полпути к Масури.

Ким сбавил тон, как авгур, встретившийся с другим авгуром. Хаким, продолжая сидеть на корточках, дружественным движением ноги подвинул к нему хукку, и Ким затянулся хорошим табаком. Окружающие их зеваки ждали серьезных профессиональных дебатов, а может быть, и врачебных советов на дармовщинку.

– Говорить о медицине в присутствии невежд то же, что учить павлина пению, – сказал хаким.

– Истинная учтивость, – отозвался Ким, – зачастую кажется невниманием.

Следует отметить, что то были приемы, имеющие целью произвести впечатление на окружающих.

– Ха! У меня нарыв на ноге, – вскричал один поваренок. – Взгляните на него!

– Пошел вон! Убирайся! – ответил хаким. – Разве здесь позволено приставать к почтенным гостям? Вы толпитесь, как буйволы.

– Если бы сахиба знала, – начал Ким.

– Да, да! Уйдемте… Для нашей хозяйки они все равно, что навоз. Когда колики ее шайтаненка пройдут, может, и нам, беднякам, позволят…

– Хозяйка кормила твою жену, когда ты сидел в тюрьме за то, что проломил голову ростовщику. Кто осуждает ее? – Старый слуга, облитый светом молодого месяца, яростно крутил белые усы. – Я отвечаю за честь этого дома. Ступайте! – и он погнал перед собой подчиненных. Хаким зашептал сквозь зубы:

– Как поживаете, мистер О'Хара? Я чертовски рад видеть вас снова.

Ким сжал пальцами чубук. Где угодно, хотя бы на большой дороге, он нисколько не удивился бы, но здесь, в этой тихой заводи, он не ожидал встретить Хари-бабу. К тому же он досадовал, что его провели.

– Аха! Я говорил вам в Лакхнау – resurgam – я встану перед вами, и вы не узнаете меня. На сколько вы держали пари, а? – Он лениво жевал семечки кардамона, но дышал с трудом.

– Однако зачем вы сюда пришли, бабуджи?

– А! Вот в чем вопрос, как сказал Шекспир. Я пришел поздравить вас с вашей необычайно удачной операцией в Дели. О-а! Говорю вам, все мы гордимся вами. Это было оч-чень аккуратно и ловко сделано. Наш общий друг – мой старый приятель, бывал в чертовски узких местах. И побывает еще в нескольких. Он рассказал мне; я рассказал мистеру Ларгану, и он доволен, что вы продвигаетесь столь успешно. Все ведомство довольно.

Впервые за всю свою жизнь Ким наслаждался чувством чистой гордости (которое, тем не менее, может оказаться коварной западней), вызванной одобрением ведомства, в котором служишь, дурманящей похвалой равного тебе сослуживца, ценимого другими сослуживцами. Ничто на земле не может сравниться с этим. «Но, – настойчиво подсказывал восточный человек, сидевший внутри него, – бабу не станет ездить так далеко лишь для того, чтобы сказать несколько приятных слов». – Рассказывай, бабу, – сказал он с достоинством.