Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6

Школа располагалась не просто в Лондоне, а в самом центре британской столицы, в непосредственной близости от Вестминстерского аббатства, которое являлось, по сути, нашей школьной часовней. (Сам я, должно быть, посетил от 1200 до 1500 служб.) Две трети довольно немногочисленного личного состава в 360 учеников были приходящими мальчиками, а большинство пансионеров (в число которых входили и все, кто учился в Королевской школе) проживало либо в самом Лондоне, либо в одном из ближайших пригородов. Дом Кима Филби располагался на Эйкол-Роуд, в Западном Хэмпстеде. Что касается меня, то я в то время проживал в Сомерсете, будучи одним из немногих жителей интерната, кто не мог поехать домой на выходные. Школа не была обособлена от внешнего мира. Кроме того, согласно действующим на тот период критериям, она вовсе не относилась к наиболее успешным учебным заведениям. Нам досталось не так много университетских стипендий, кроме местных закрытых стипендий и стипендий в Крайст-Чёрч (Оксфордский университет) и Тринити-колледже (Кембридж). Неудивительно, что при нашей малочисленности и относительной нехватке игровых площадок мы не добивались больших успехов в спортивных играх. И в «неофициальном» зачете мы явно уступали Итону, Харроу-скул[3] и еще нескольким другим школам.

Но при всем при том Вестминстер-скул была необычайно цивилизованным местом. Здесь имелась комната для цветов, где те могли если не цвести, то по крайней мере избежать участи быть растоптанными. Чудаков ценили, особенно если им удавалось рассмешить окружающих. В колледже и, возможно, в других отделениях школы почти не было случаев травли младших учеников старшими; при этом младшие имели склонность пользоваться такой ситуацией, насмехаясь и издеваясь над старшими, уподобляя себя щенку, который дразнит взрослую овчарку. Неважные спортивные результаты не считались большим грехом, и в любом случае существовала альтернатива в виде реки; в гребле большую или меньшую сноровку мог продемонстрировать каждый. В колледже управление и дисциплина находились, главным образом, в руках старост классов, которые имели право наказывать розгами младшеклассников и учеников второго года обучения — обычно за какие-нибудь мелкие проступки. В мои первые два года учебы страх перед этим наказанием висел надо мной словно дамоклов меч, но фактически выпороли меня лишь однажды. Не помню, чтобы Ким хоть раз подвергся наказанию. Вообще, здесь действовало много всяких правил и ограничений, но, как только вы переходили трехлетний рубеж пребывания в школе, большинство из них прекращало свое действие.

Авторы некоторых источников пишут, что дела Кима в школе шли плохо. Я бы возразил: жизнь у него складывалась довольно легко, особенно в более поздние годы. Он никогда не был особенно популярен, но при всем при этом его нельзя назвать изгоем. Окружающие признавали, что он эдакий волк-одиночка, который установил вокруг себя определенные барьеры, и не были расположены дурно с ним обращаться или пытаться вылепить из него нечто другое. В это время мало что в его личности свидетельствовало о дружелюбном и общительном Киме Филби образца 1940-х. В нем ощущалось нечто особенное, своего рода внутренняя сила и уверенность в себе, что заставляло других уважать его. Никто никогда не подшучивал над его заиканием. Но кое у кого (таких насчитывалось с полдесятка) с Кимом утвердилась сильная взаимная антипатия. И особенно это касается нашего заведующего пансионом, преподобного Кеннета Льюса. Он не имел непосредственного отношения к повседневному распорядку дня — в мою жизнь он вошел скорее как классный наставник, а не как заведующий пансионом. Однако он производил на нас сильное впечатление. Было ли это связано с его духовным саном, нравственным пылом или ханжеским самодовольством? Возможно. Все зависело от того, как на это посмотреть. Однажды из соседней кабинки я услышал, как он пытался убедить Кима в том, что тому непременно нужно пройти обряд конфирмации. Несколько минут Ким молча слушал, но затем признался, что до сих пор даже не был крещен. Поначалу ошарашенный Льюс пытался объяснить, что это не беда, что это легко уладить, но потом уже было видно, что былое рвение его постепенно угасает. Возможно, он понял, что новообращением одного лишь мальчика дело не ограничится: придется еще уговаривать и его родителей…