Летом 1944 года русские согласились разместить в Москве офицера СИС — для взаимосвязи с их разведывательной службой (офицер УСО находился там в течение долгого времени). Интерес проявляли прежде всего в Бродвей-Билдингс, а не в Секции V, однако офицер, выбранный для выполнения этой миссии, получил указания и от Секции V. Мы на Райдер-стрит некоторое время собирали информацию, которую ему предстояло передать русским (конечно, сюда не входили необработанные ISOS); помимо прочего, мы считали, что в руки к русским и так уже попало значительное число офицеров абвера и СД на Восточном фронте. Прошло немало недель, прежде чем наш человек смог выудить что-либо у русских. Одна из причин такой задержки заключалась в том, что, по их мнению, нужно держать связь на очень высоком уровне — как минимум через генерал-лейтенанта. В конце концов к нам на Райдер-стрит все-таки поступила небольшая порция материалов, и Ким, я и другие приступили к их анализу. Жалкое оказалось зрелище: можно было подумать, что в контршпионаже русские продвинулись не дальше, чем мы в 1940 или 1941 годах. Теперь все допускают, что в то время, как мы собирали свои материалы для передачи русским, они, должно быть, уже обладали важной информацией из Секции V, которую им так или иначе мог передать Ким Филби. Неудивительно, что они не были заинтересованы в предоставлении нам чего-нибудь полезного и важного (возможно, наш представитель имел дело не с НКВД, а с военным ГРУ; однако я предполагаю, что информация контрразведки наверняка передавалась и в НКВД).
Теперь мечты Феликса Каугилла об объединении Секции V и УСС/X2 приближались к реальности. У X2 была контора совсем рядом с Райдер-стрит, 14 — со смежными коридорами. У них была также немецкая подсекция, V/48/F, с которой наша Vf очень плотно сотрудничала: по сути, мы делили между собой работу. Другие подсекции X2 по аналогии с нашей назвали V/48/D, V/48/E и т. д., хотя у них не было подсекции под обозначением V/48/K. (Число 48 было связано с тем, что в нашем кодовом языке так обозначались Соединенные Штаты.) Вообще, вклад американцев в «акционерный капитал» контрразведки был все еще довольно скромен, но после высадки в Нормандии в июне 1944 года и прорыва Патона в августе — сентябре американские подразделения разведки, укомплектованные офицерами УСС/X2, которые тесно сотрудничали с нашей Райдер-стрит, начали получать все больше информации от захваченных в плен сотрудников немецкого аппарата разведки и их агентов.
Те три месяца, с июня по сентябрь, как раз совпали с главными ударами немецких V1. Один из аргументов против переезда в Лондон из Сент-Олбанса в свое время заключался в том, что немцы могут возобновить ночные авианалеты; но большинство из нас все-таки чувствовало, что это не слишком убедительный аргумент, ведь очень многие другие отделы все-таки продолжали работу в центральном Лондоне. Никто не спорит, конечно, что прямое попадание V1 по зданию на Райдер-стрит, 14, пусть даже и во внеурочные часы, вызвало бы суматоху и неминуемую передислокацию. Хотя большая часть материалов можно было, чисто теоретически, восстановить с помощью Блечли, МИ-5, реестра СИС или заграничных резидентур, уничтожение наших рабочих папок и карточек, чего греха таить, стало бы для нас сокрушительным ударом. К счастью, все наши потери ограничились лишь несколькими разбитыми окнами. А еще нас на время покинул Дик Брумен-Уайт, который был на несколько месяцев откомандирован в специальное ведомство под началом Дункана Сэндиса, чтобы более тщательно изучить проблемы, связанные с применением V-оружия.