Ким Филби - супершпион КГБ

Я не могу сказать, что это был полностью брак по расчету, но в его основе лежали расчет и чувство. Однако брак просуществовал недолго. Мы вместе выехали из Австрии. Прибыли в Англию. Насколько я знаю, кроме заключения брака со мной, членом компартии, Ким отношения к коммунистам не имел и в Вене не принимал какого-либо участия в подпольной работе. Через меня он, конечно, знал некоторых коммунистов. Он имел прогрессивные, устоявшиеся левые взгляды. Я уверена, что он не ездил ни в Будапешт, ни в другие города в качестве курьера компартии. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно».

В Москве я ознакомил Филби с этими высказываниями. Они звучали как заклинание. В них проглядывалось желание показать, что проверка одной из западных разведок, на работу в которую Филби позднее поступил, его раннего периода жизни не могла дать каких-либо результатов. Вот что сказал по этому поводу Филби: «Мы предвидели, что рано или поздно Литци спросят о моем пребывании в Вене, и подготовились к этому. Литци сказала как раз то, о чем мы условились. Я тронут тем, что она выполнила нашу договоренность».

В мае 1934 года Филби с женой через Париж выехали в Лондон. Они были стеснены в средствах, поэтому остановились в доме матери Кима Доры на Акол-оуд в Вест Хэмпштедте. Из Вены Филби написал матери о своей женитьбе, объяснил причины заключения брака, однако Дора считала, что ее сын «попался на крючок». Свои мысли о Киме и Литци она изложила в письме Сент-Джону в Джидду. «Ким разрушил свое счастье: Литци хороша собой, но у нее трудный характер и она настроена командовать. Подожди со своими выводами, пока не увидишь ее сам. Я надеюсь, что Ким поступит на работу и расстанется с этим ненужным коммунизмом. Он еще не экстремист, но может стать таковым, если что-то другое не займет его мыслей».

Однако с поступлением на работу возникают трудности, так как политическая деятельность Кима, кажется, уже начала отрицательно сказываться на его карьере. В своем заявлении о поступлении на работу в гражданскую службу Великобритании Филби указал двух лиц, которые могут дать ему рекомендации. Это преподаватель экономики в колледже Тринити Деннис Робертсон и старый друг его отца Дональд Робертсон (не родственники). Они посоветовались друг с другом о содержании своих рекомендаций, и Деннис Робертсон написал Киму о возникших проблемах. Оба они готовы высоко отозваться об энергии и интеллигентности Кима, однако считают своим долгом указать, что «развитое у него чувство политической несправедливости, очевидно, делает его непригодным для административной работы». Филби меньше всего хотел, чтобы подобные записи появились в его личном деле, поэтому он забрал свое заявление.

Когда Сент-Джон узнал об этом, он пришел в ярость. Из Джидды Филби-старший написал домой письмо, в котором заявил, что никто не должен страдать из-за своих убеждений и что Ким имеет полное право верить в учение о коммунизме. Затем он отправил письмо Дональду Робертсону, в котором писал: «И здесь возникает главный вопрос — будет ли Ким лояльным правительству, когда поступит на службу. Некоторые люди могут подумать, что я был нелоялен, но это далеко от истины. Я никогда не скрывал, что выступаю против политики правительства. Вышел в отставку, так как хотел иметь возможность открыто и публично высказывать свою точку зрения».

Ким Филби последний раз съездил в Кембридж, чтобы выступить на заседании общества социалистов и организовать сбор средств для продолжения борьбы с фашизмом в Австрии. Он встретил Гая Берджесса, который учился на четвертом курсе в колледже Тринити, и убедил его провести работу по сбору денег для Вены. Можно было предполагать, что Ким навестит Мориса Добба хотя бы для того, чтобы рассказать ему, какие события произошли в его жизни после того, как Добб ввел его в парижскую организацию коммунистов. Сделанное Доббом в 1967 году заявление о том, что после окончания Филби Кембриджского университета он никогда не встречался с ним, перекликается с его словами, сказанными в 1934 году: «Ким никогда не был членом коммунистической партии».

Короче говоря, имеющиеся свидетельства говорят о том, что Добб был «охотником за талантами» из числа выпускников университетов, которых можно было бы рекомендовать различным коммунистическим организациям. Он не был вербовщиком для разведки русских. Рассказ самого Филби (Москва, 1988 год) о привлечении его к работе в разведке гласит: «Моя деятельность в Вене, очевидно, привлекла к себе внимание людей, которые сейчас являются моими коллегами в Москве, потому что почти сразу по возвращении в Великобританию ко мне подошел человек и спросил, не хочу ли я работать в советской разведке. Я согласился. По оперативным соображениям я не называю имени этого человека, но я могу сказать, что он был нерусской национальности, но работавшим на русских.