Ким Филби - супершпион КГБ

Для нас интересно выяснить, как это сказалось на безопасности самого Филби. По мере ознакомления с материалами криптоаналитиков в своем маленьком кабинетике в здании ФБР, Филби ясно видел, как все плотнее стягиваются сети ФБР вокруг Маклина, имевшего в советской разведке кличку «Гомер». Это происходило не потому, что в какой-либо телеграмме Маклин упоминался по имени. Ключи к разгадке его личности можно было найти даже в самых наиболее осторожно сформулированных телеграммах. В одной телеграмме, например, говорилось о том, что, хотя «Гомер» находится в Вашингтоне, он может продолжать встречаться со^своим советским оперативным руководителем в Нью-Йорке, поскольку в качестве предлога для этого может использовать визиты к своей жене. В то время Маклин регулярно ездил в Нью-Йорк, поскольку его жена Мелинда была беременна и проживала в Нью-Йорке у своей матери.

Для Филби наступило напряженное и нервное время. Под угрозой разоблачения был не только его коллега по советской разведке, случившееся с Маклином может произойти и с ним. Филби это хорошо знал. Вполне вероятно, что в других телеграммах «Вероны» может всплыть и его имя, и прожекторы ФБР начнут шарить в его направлении. Сколько времени пройдет до того, как у контрразведки появятся ключи к его личности? Филби сообщил о деле Маклина своему советскому коллеге.

«Из обсуждения этого дела с моими друзьями на встречах, состоявшихся в окрестностях Вашингтона, появились два основных соображения. Во-первых, обязательно предупредить Маклина, прежде чем он попадет в сети. С этим все согласились как с аксиомой. Вопрос о ценности Маклина для Советского Союза в случае его побега не возникал. Достаточно, что он был старый и испытанный друг. Во-вторых, желательно, чтобы Маклин как можно дольше оставался на своем посту».

Из книги Филби «Моя тайная война»

Однако возникали определенные трудности. Маклина в Вашингтоне больше не было. В октябре 1948 года он получил назначение в Каир на должность советника и начальника канцелярии посольства. В тридцать пять лет он, таким образом, стал самым молодым советником в МИД. Но почти с самого начала Маклин как бы задался целью уничтожить все достигнутое. Складывалось впечатление, что он не мог больше носить маску, что его истинные убеждения и чувства не стали соответствовать той роли, которую он вынужден был играть как сотрудник советской разведки.

На приемах в посольстве подвыпивший и агрессивный Маклин проводил сравнения между жизнью дипломатов с жалким существованием основной массы египетского населения. Выпивки Маклина становились все более частыми и опасными. В гаком состоянии он сокрушил обстановку в своей квартире в районе Гезиры и отказался оплатить хозяину дома нанесенный ущерб. Во время одного из пикников на Ниле он пытался задушить Мелинду, подрался со сторожем-египтянином, свалился с забора на голову своего коллеги по посольству, Лиза Мейол-ла, сломав ему ногу.

В мае 1950 года во время, как оказалось, своей последней недели пребывания в Каире он впал в 48-часовой запой, во время которого ворвался в квартиру секретарши американского посла, изрубил ее мебель, разбил ванну и все потому, что она «проклятая девка-американка». Затем он как-то очутился в Александрии, где был арестован и помещен в специальную камеру для пьяных матросов. В течение двух дней его состояние было настолько тяжелым, что он не мог назвать себя. Когда наконец ему удалось это сделать, посольство вызволило его из камеры и сразу же самолетом отправило в Лондон, надеясь не допустить тем самым утечки материалов в египетскую прессу. По заявлению представителя посольства Великобритании, Маклин страдает заболеванием нервной системы, вызванной переутомлением.

В Лондоне Маклин прошел обследование у психиатра МИД, который рекомендовал шестимесячный отдых и курс лечения против алкоголизма. Но это не помогло. Пока Мелинда находилась в Каире, Маклин попадал из одной неприятности в другую. В состоянии опьянения он был другим человеком. Поэтому друзья окрестили пьяного бушующего Маклина «Гордоном» и отпускали по его адресу примерно такие замечания: «Боже мой, вчера Гордон, кажется, опять прилично напился».

Несомненно, он находился в состоянии нервного кризиса. Однажды в трезвом состоянии он заявил своему другу о том, что ему крайне необходимо укрепиться в вере, что коммунизм находится на правильном пути. Не в меньшей степени, чем сомнения, его одолевало отчаяние. В своем письме из Оксфорда, где Маклин находился у одного из своих друзей, число которых неуклонно уменьшалось, он отмечает:

«Невдалеке стоит машина с двумя пассажирами. Она ждет кого-то уже давно. Не меня ли?»

Если бы Маклин был католиком, возможно, он облегчил свои переживания в исповеди. Очевидно, он очень хотел перед кем-то выговориться. После одной из вечеринок он запер в угол своего друга Марка Калм-Сеймура, и между ними произошел следующий разговор:

Маклин. Что ты сделаешь, если я скажу тебе, что работаю на дядюшку Джо?

Калм-Сеймур. Думаю, что я был бы очень удивлен.