Ким Филби

«Dear comrade, professor Kim! Please accept our gratitude for Your lectures, seminars, tutorial and professional jokes. We very appreciate Your titanic efforts and promise You that the knowledge we received on memorable for us Fridays will fruitfully serve to our common goal. We always admire You as a friend, wise teacher and comrade at arms. Your diligent students and colleagues — Albert, Alexander, Victor, Michael, Vladimir».

«Дорогой товарищ, профессор Ким! Просим принять нашу благодарность за Ваши лекции, семинары, обучение и профессиональные шутки. Мы исключительно ценим Ваши гигантские усилия и обещаем Вам, что знания, полученные по памятным для нас пятницам, плодотворно послужат нашему общему делу. Мы всегда восхищались Вами как другом, мудрым учителем и товарищем по оружию. Ваши прилежные ученики и коллеги — Альберт, Александр, Виктор, Майкл, Владимир».

И еще об одном моменте следует упомянуть. Предатель Гордиевский, который пишет о Филби в своей книге, никогда не был в числе его учеников. Но он примазывается, рассуждает на тему учебы. А сам брал материал из наших справок, знал о занятиях по нашим рассказам, вот и вставил это в свою книгу.

Кстати, еще целый ряд сотрудников, и близко к Филби не подходивших, вдруг вспомнили, будто были они с Кимом «вась-вась». Пошла мифология — что, в принципе, естественно. Большие имена обрастают легендами. Так что не исключаю, что и на вашем пути возникнут фигуры, утверждающие, что с Филби они были накоротке. Но круг был, поверьте, довольно ограничен.

Однако продолжу об учебе. Мы брали у Кима материалы, которые он готовил для нас на английском. Ну, скажем, тезисы о парламенте в его изложении. И получалось в виде справки — «занятие, скажем, № 24 с Кимом Филби от такого-то числа». Потом переводили то, что он нам говорил на занятиях. Из таких вот главок получился специальный том. Где он сейчас, я, разумеется, не знаю.

Зато знаю, что произошло с характеристиками, которые писал Филби. Они оказались в холщовых мешках с документами, подлежащими уничтожению — понятное дело, путем сожжения. Набирался полный мешок, и шли в котельную. В специально оборудованном помещении к твоим услугам кочерга, синие халаты, подлокотники. Содержимое мешка — в печь, а ты стоишь, шуруешь кочергой до тех пор, пока все это полностью не прогорит. И вот, когда мы перебирали бумаги с моим другом и коллегой Юрой Кобаладзе, то наткнулись на оригиналы наших характеристик, написанных Кимом. В них — без фамилий, там все просто под именами. На свой страх и риск взяли эти листочки, перепечатали, привели в хороший вид — короче, сохранили. Ведь были эти характеристики не в наших личных делах, не в кадрах — они лежали на сожжение.

Я сохраняю лояльность Службе, благодарен ей. Еще бы, столько лет проработать! Много чем ей обязан, особенно родному отделу. Но говорю с горечью: даже в нашем отделе, увы и ах, никому эти характеристики оказались не нужны… Хотя на них многие ссылались — ведь читали их. Оценки учитывали, а к самим материалам — отношение разгильдяйское. Конец 1980-х годов — начало 1990-х, еще и Союз не распался…

Теперь посмотрим на сами характеристики. Всё, абсолютно всё попало в точку — выводы Филби были совершенно точны, равно как и последствия, им предсказанные.

Тут есть и про меня. Простите, но для полноты придется привести и часть сугубо положительную, комплиментарную:

«Очень хорошо будет принят в английском обществе. Во время наших занятий я часто ловил себя на мысли, что родись он в Англии, он вполне мог бы работать в Форин оффис. Он будет с удовольствием принят в кругах британского истеблишмента. В клубах сотрудников госаппарата, среди представителей свободных профессий и в академическом мире. […] Знание английского языка достаточно для выполнения любой обычной задачи. […] Хорошие оценки за рассудительность, подход к проблеме и самоконтроль. […] Я с уверенностью поручил бы ему задания, требующие этих качеств, а помимо этого он наверняка справится с решением личных и профессиональных проблем деликатного свойства».

И здесь Филби пишет об излишней моей скромности: «Мое единственное сомнение […] заключено в слове “скромность”. Это прекрасное качество для успешного ведения работы с представителями английского общества. Но наша работа иногда требует проявления значительной степени самоуверенности со стороны оперработника».

Написано с искренней деликатностью. Тут не может быть никаких обид или сомнений. Филби оказался абсолютно прав. Моя излишняя мягкость, тонко и точно подмеченная

Кимом, отмечалась всеми — и нашими коллегами, и представителями той, чужой стороны. Или еще одна характеристика, оказавшаяся вещей: