Киммерийское лето

Ника подняла голову и посмотрела на нее долгим отсутствующим взглядом.

— Папа спрашивает, когда мы намерены выезжать.

Ника перевела глаза на отца и рассеянно Пожала плечами.

— Не знаю… мне, в общем, все равно, — сказала она. — Можно хоть завтра.

— Я бы лишнего не просидел, — сказал Иван Афанасьевич. — Завидую вам, мне-то раньше осени не вырваться… А у нас еще, понимаете, в министерстве — черти бестолковые — здание заселили, а вентиляция до сих пор не работает. Жарища — сдохнуть можно. И окна, главное, ведь не открываются! Не предусмотрено, говорят, чтобы не портили вид фасада. А какой там вид… — он не договорил и досадливо махнул рукой.

Начали обсуждать застройку проспекта Калинина, потом новую архитектуру вообще, потом Дон Артуро вспомнил своего дядюшку, архитектора, убитого под Сталинградом. Света сказала что-то о вышедших недавно воспоминаниях одного из видных наших военачальников, Иван Афанасьевич с нею не согласился, Юрка возразил и жене, и тестю. Начался довольно бестолковый спор, который Ника слушала со скукой и недовольством.

— Можно собирать тарелки? — спросила она наконец, решительно поднимаясь из-за стола.

— Собирайте, девочки, — обрадовалась Елена Львовна — Собирайте, сейчас будем подавать сладкое…

— Лягушонок, похозяйничай сама, я что-то устала, — сказала Светлана, закуривая сигарету из Юркиной пачки. — Ты ведь давно уже бездельничаешь? Вам теперь благодать — никаких экзаменов…

— Ничего себе «бездельничаю», весь июнь перебирала картошку! И вообще, не думай, пожалуйста, у нас тоже есть свои проблемы, — загадочно добавила Ника, принимая тарелку из рук Адамяна и сдерживаясь, чтобы не посмотреть на него.

Она вынесла стопку грязных тарелок на кухню, сложила их в раковину и задумчиво уставилась на кран, из которого капало, очень скоро блеск никеля и равномерные щелчки падающих капель навели на нее какую-то сонную одурь. Подцепив пяткой, Ника выдвинула из-под стола треногий табурет и села, принявшись считать капли.

За этим занятием и застал ее Дон Артуро, неслышно — как на мягких лапах — вошедший в кухню с новой порцией грязной посуды.

Услышав за спиной вкрадчивое «разрешите», Ника от испуга и неожиданности чуть не свалилась со своего неустойчивого сиденья.

— Как вы меня напугали! — сказала она сердито. — Давайте я поставлю…

— Вы не выдержали больше этого спора, — Адамян улыбнулся. — Понимаю вас, я тоже с трудом переношу такие дискуссии.

— Я не люблю, когда вспоминают войну, — сказала Ника. — И мама, я знаю, совершенно не переносит всяких разговоров о войне, об эвакуации… мой братик умер в эвакуации, ему не было и года. Да и к чему вообще спорить? Как будто это имеет значение теперь, через тридцать лет…

— Ну, может быть, какое-то значение это имеет, — возразил Адамян рассеянным тоном. Вскинув голову и щурясь, он разглядывал стоящую на полочке старинную кофейную мельницу с ярко начищенными медными частями, которую Елена Львовна достала где-то после того, как в моду вошло украшать кухни всякой старой утварью — Может быть, это и важно… для историков… но меня не интересуют проблемы такого рода… и еще меньше — споры, в которых ни одна сторона заведомо не переубедит другую. Какая отличная вещь эта мельничка… с вашего позволения?

Не дожидаясь ответа, он снял мельницу с полки и стал разглядывать.

— Прекрасная вещь, сейчас такую не достать… Правда, у меня дома есть настоящая турецкая, ручной работы прошлого века. Но и эта хороша, можно получить очень тонкий помол. Вы пьете турецкий кофе?

Ника понятия не имела о том, что такое турецкий кофе, но признаться в своем невежестве постеснялась.

— Нет, — сказала она. — Терпеть его не могу.

— Жаль, — томно сказал Адамян, глядя на нее полуприкрытыми глазами. — Я мог бы вам погадать… я это умею, у меня была няня-турчанка…

— Как погадать? — спросила Ника, против воли заинтересовываясь.

— Самым древним и самым безошибочным способом — на кофейной гуще…

Секунду-другую Ника смотрела на него большими глазами, потом прыснула от подавленного смеха, как пятиклассница. Физик, пианист, тореадор и вдобавок ко всему еще и гадалка! Она представила себе своего элегантного собеседника укутанным в черную шаль и почему-то сидящим на полу перед разложенным колдовским инвентарем и, не в силах больше сдерживаться, закинула голову и расхохоталась во все горло. Засмеялся и Адамян.

— Какая трогательная, жизнерадостная сценка, — сказала Светлана, появляясь в дверях. Руки у нее были заняты, и зажатая в углу рта дымящаяся сигарета заставляла ее говорить сквозь зубы. — Адамян, если ты вздумаешь рассказывать девочке анекдоты из своего репертуара… Возьми, лягушонок! Куда ты исчезла, мама ведь просила убрать со стола…

— Вообрази, Артур Александрович умеет гадать на кофейной гуще, — все еще со смехом сказала Ника, принимая из рук сестры посуду.

— Артур Александрович много чего умеет, — холодно отозвалась Светлана. — Где у вас чашки для компота?

— Вон там, в правом отделении!

Адамян, полуулыбаясь, перевел взгляд со старшей сестры на младшую, потом обратно.

— Светлана Иванна, разрешите вам помочь, — произнес он нараспев.