Киммерийское лето

Перед обедом она пошла к машине, чтобы взять из чемодана свежее полотенце; покрытая пылью тысячекилометрового пробега, утратившая столичную элегантность «Волга» заброшенно стояла в стороне от палаток, лобовое стекло ее — кроме двух протертых стеклоочистителями полукружий — было мутным от засохшей грязи, останки множества насекомых неопрятно облепили передний скос капота, фары, хромированную решетку радиатора. Когда Ника распахнула дверцу, изнутри пахнуло душным жаром; она подумала, что завтра уже не будет ни этого лагеря, ни этой тишины, а начнется опять то же самое, что было до вчерашнего дня: пролетающие мимо незнакомые места, которые не успеваешь даже разглядеть, гул и рев встречных машин, жара и одуряющая качка рессор, очереди в придорожных закусочных, невкусная еда, грязные столики с размазанными по голубому пластику остатками гречневой каши и липкими кольцами, оставленными донышками пивных бутылок, — словом, опять будет «автотуризм — лучший вид отдыха». Представив себе все это, Ника так расстроилась, что даже забыла, зачем пришла к машине. Так и не вспомнив, она с сердцем захлопнула дверцу и побрела обратно к палаткам, мечтая о том, чтобы во всей Феодосии не нашлось ни одной исправной помпы…

За обедом все были очень оживлены и говорили о том, что наконец-то «пошел материал». Ника слушала с завистью, чувствуя себя чужой и никому не нужной; когда кто-то из студентов спросил у нее, не хочется ли ей помочь им немного, она так обрадовалась, что даже покраснела и не нашлась что ответить.

— Дмитрий Палыч, — сказал студент, обращаясь к сидящему во главе стола командору. — Я вот уговариваю девушку поработать с нами. Дадим ей заступ?

Игнатьев посмотрел на Нику, которая смутилась еще больше.

— Зачем же заступ, — сказал он, — в отряде хватает мужских рук. И потом для этого нужно согласие самой девушки… у которой, кстати, есть имя. Как, Вероника? Удалось ему вас уговорить?

— Конечно, я… была бы рада вам помочь, — прошептала Ника.

— Тогда поработайте на разборке вместе с Лией Самойловной. Это не очень утомительно, и заодно увидите, с чем нам тут приходится иметь дело…

Сам раскоп, когда Ника туда спустилась, несколько разочаровал ее: она ожидала увидеть нечто подобное помпейской улице, открытку с видом которой прислал ей однажды отец из Италии, а здесь был просто прямоугольный котлован глубиною метра в полтора, с остатками грубой каменной кладки вдоль одной из длинных сторон. Обе студентки, вместе с командором и высоким студентом-армянином в массивных роговых очках, сидели на корточках в углу раскопа, осторожно ковыряя землю обыкновенными столовыми ножами. Трое других практикантов, в том числе и пригласивший Нику работать, лопатами углубляли котлован с другого конца. Словом, все было очень прозаично.

И уж совсем удивил и разочаровал Нику «материал», кучки которого лежали на чисто разметенной площадке рядом с раскопом. Это оказались самые обыкновенные глиняные черепки, грязные и облепленные землей. Впрочем, такой уж неожиданностью они не были: Ника прочитала в свое время несколько популярных книг по археологии и знала, что черепки — это очень важно; просто она представляла их себе как-то иначе. В ее представлении они были гораздо красивее — покрытые черной или красной глазурью, с фрагментами изображений и орнамента, которые нужно было складывать, как головоломку. Она видела склеенные из таких кусочков вазы и амфоры в музее на Волхонке. Здесь же оказались просто обломки обыкновенных глиняных горшков — ни за что нельзя было сказать, что у них такой почтенный возраст.

— Вот этим мы и займемся, — сказала Лия Самойловна, вручая Нике обыкновенную малярную кисть. — Принесите ведро воды и мойте их хорошенько. Смотрите, некоторые различаются по цвету, иногда по фактуре, старайтесь заодно сортировать их по этим признакам. Если вам встретится черепок с выдавленным узором или частью надписи — ну, вот здесь, посмотрите, ясно видна «сигма», — такие вы передавайте мне, мы их складываем отдельно… Между прочим, вы бы надели юбку, со здешним солнцем лучше не шутить.

— Вы думаете? — неуверенно спросила Ника. Все работающие в раскопе, кроме самой Лии Самойловны, тоже были в шортах; к тому же ей не хотелось сейчас идти к машине, доставать вещи, переодеваться. — А, ничего, я ведь уже тоже немного загорела, еще в Москве…

Сидя на корточках, она погрузила черепок в ведро и благоговейно, осторожными движениями принялась обмывать кистью со всех сторон — выпуклую поверхность, вогнутую поверхность, неровные изломы краев.

— На этом ничего нет, — сказала она разочарованно и, положив вымытый черепок на землю, взяла из кучи следующий.

В два часа приехал Мамай один, без спутников. Оказалось, что помпа будет только завтра, а Кострецовы встретили на базаре отдыхающих в Феодосии знакомых и решили пока в лагерь не возвращаться, чтобы не гонять лишний раз машину туда-сюда.

— Завтра они, как только получат помпу, приедут сюда на такси, — объяснил Мамай Нике. — И этот фазан тоже остался в городе — он, мне кажется, уже подклеился там к одной дамочке. А это вам, Лягушонок!