Кимон

И тут он увидел, что это действительно дом - деревья были колоннами, поддерживавшими искусственное небо, которое все же не казалось слишком искусственным, а проходы между деревьями оканчивались большими окнами, смотревшими на пустошь.

Но трава и цветы, мох и папоротники были настоящими, и Бишоп не удивился бы, если бы и деревья оказались настоящими.

- Не все ли равно, настоящие они или нет, - сказала Элейн. - Их не отличишь.

Они поднялись вверх по склону и оказались в парке, где трава была подстрижена так коротко и казалась такой бархатистой, что Бишоп на мгновение подумал, что это не настоящая трава.

- Настоящая, - сказала ему Элейн.

- Вы узнаете все, что я ни подумаю.

- Все.

- Значит, я не должен думать.

- О, мы хотим, чтобы вы думали, - сказала Элейн. - Это входит в ваши обязанности.

- Вы меня наняли и ради этого?

- Совершенно верно, - подтвердила девушка.

Посреди парка стояло что-то вроде пагоды - ажурное здание, созданное, казалось, из света и тени, а не из грубой материи. Возле него Бишоп увидел шесть человек. Они смеялись и болтали. Голоса их были похожи на музыку радостную и в то же время серьезную музыку.

- Вот они! - воскликнула Элейн. - Пойдемте.

Она побежала, и бег ее был похож на полет. У Бишопа перехватило дыхание при виде изящества и грациозности ее движений.

Он побежал следом, но совсем не грациозно. Он чувствовал, что бежит тяжело. Это был какой-то галоп, неуклюжий бег вприпрыжку по сравнению с бегом Элейн.

Он подумал, что бежит, как собака. Как щенок-переросток, который пытается не отстать и бежит, переваливаясь с ноги на ногу, свесивши язык и тяжело дыша.

Он попытался бежать более грациозно и ничего не думать.

"Я не должен думать. Я не должен думать совсем. Они все узнают. Они будут смеяться надо мной".

Они смеялись именно над ним. Он чувствовал их смех - молчаливое снисходительное веселье.

Она подбежала к группе и подождала его.

- Быстрей! - крикнула она, и, хотя голос у нее был добрый, Бишоп чувствовал, что она забавляется.

Он спешил. Он тяжело скакал, почти задохнулся. Его взмокшее тело было очень неуклюжим.

- Вот кого нам прислали, - сказала Элейн. - Он знает легенды, связанные с такими местами, как это.

Она представила Бишопу присутствующих.

- Это Пол. Там Джим. Бетти. Джейн. Джордж. А там, с краю, Мэри.

- Вы понимаете, - сказал Джим, - что это не наши имена...

- Лучшее, что я могла придумать, чтобы было похоже, - добавила Элейн.

- И чтобы вы могли произнести их, - сказала Джейн.

- Если бы вы только знали... - сказал Бишоп и вдруг замолчал.

Вот чего они хотят, они хотят, чтобы он протестовал и проявлял неудовольствие. Они хотят, чтобы ему было неловко.

"Не думать. Стараться не думать. Они узнают все".

- Сядем, - сказала Бетти. - Бишоп будет рассказывать нам легенды.

- Быть может, - обратился к нему Джим, - вы опишете нам жизнь на Земле? Мне было бы очень интересно послушать.

- Я знаю, что у вас есть игра, называющаяся шахматами, - сказал Джордж. - Мы, конечно, играть не можем. Вы знаете почему. Но мне было бы интересно поговорить с вами о технике и философии игры в шахматы.

- Не все сразу, - сказала Элейн. - Сначала он будет рассказывать нам легенды.

Все уселись на траву в кружок и взглянули на Бишопа.

- Я не совсем понимаю, с чего я должен начать, - сказал он.

- Но это же ясно, - откликнулась Бетти. - Начните с самого начала.

- Хорошо, - сказал Бишоп.

Он глубоко вздохнул.

- Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали...

- Именуемый... - сказал Джим.

- Вы читали эти легенды?

- Это слово у вас на уме.

- Это древнее слово, архаичное. В некоторых вариантах легенд...

- Когда-нибудь мне будет очень интересно обсудить с вами происхождение этого слова, - сказал Джим.

- Продолжайте рассказывать, - добавила Элейн.

Бишоп снова глубоко вздохнул.

- Однажды, давным-давно, на острове Британия жил великий король, которого звали Артур. Женой его была королева Джиневра, а Ланселот был его самым верным рыцарем...

Пишущую машинку Бишоп нашел в письменном столе, стоявшем в гостиной. Он сел за стол, чтобы написать письмо.

"Дорогой Морли", - начал он.

А что писать? Что он благополучно прибыл и получил работу? Что за работу платят сто кредиток в день - в десять раз больше того, что человек его положения может заработать на любой земной работе?

Бишоп снова склонился над машинкой.

"Прежде всего хочу сообщить, что я благополучно доехал и ухе устроился на работу. Работа, может быть, не слишком хорошая, но я получаю сотню в день. На Земле я столько не зарабатывал бы".

Он встал и начал ходить. Следует сказать гораздо больше. Нельзя ограничиваться одним абзацем. Бишоп даже вспотел. Ну что он напишет? Он снова сел за машинку.

"Для того, чтобы скорее познакомиться с местными условиями и обычаями, я поступил на работу, которая даст мне возможность тесно общаться с кимонцами. Я нахожу, что это прекрасные люди, но иногда не совсем понимаю их. Я не сомневаюсь, что вскоре буду понимать их и по-настоящему полюблю".

Он отодвинулся вместе со стулом назад и стал читать то, что написал.

Да, это похоже на любое из тысячи писем, которые он читал.