Кимоно

— Вы были снаружи, под дождем, — возразила кузина. — Вы совсем промокли. Вы простудитесь.

— Тише! — прошептала Садако, сбрасывая пальто, — не говорите так громко! Смотрите! — Она вынула из-за пазухи короткий меч в шагреневых ножнах. — Если вы скажете слово, я убью вас этим.

— Что вы делали? — дрожа, спросила Асако.

— То, что захотела, — был мрачный ответ.

— Вы были с Секине? — вспомнила Асако имя студента.

Садако кивнула в знак согласия. Потом она стала рыдать, закрывая лицо рукавом кимоно.

— Вы его любите? — не удержалась от вопроса Асако.

— Конечно, я люблю его, — кричала Садако, прерывая свои рыдания. — Смотрите на меня. Я больше не девушка. Он — моя жизнь. Почему мне не любить его? Почему не могу я быть свободной, как мужчины, и свободно желать и любить, как они? Я новая женщина. Я читала Бернарда Шоу. Я нахожу один закон для мужчин в Японии и другой для женщин. Но я хочу нарушить этот закон. Я сделала Секине моим любовником, потому что я свободна. Я спала в его объятиях в чайном домике у озера. Он дал мне такое чувство, чувство горы Фудзи, когда ее вершины коснется восходящее солнце!

Асако никогда не думала, чтобы ее гордая, холодная кузина могла дойти до такого потрясающего волнения. Ни разу до сих пор она не видела японской души, до такой степени обнаженной.

— Но вы выйдете замуж за Секине, милая Сада, тогда вы будете счастливы.

— Выйти замуж за Секине, — прошипела Садако, — за мальчика без денег, и позволить вам стать наследницей Фудзинами, когда я помолвлена с губернатором Осаки, который будет министром двора в новом кабинете!

— О, не делайте этого, — настаивала Асако, в душе которой проснулся весь ее английский сентиментализм. — Не выходите замуж за человека, которого не любите. Вы говорите, что вы новая женщина. Выходите замуж за Секине. Выходите за того, кого любите. Тогда вы будете счастливы.

— Японские девушки не бывают счастливы, — рыдала кузина. — Но я сохраню Секине. Когда я выйду замуж, он поступит ко мне шофером.

Асако с трудом перевела дух. Такая мораль смутила ее.

— Но это будет смертным грехом, — сказала она, — это не будет счастьем.

— Мы не можем быть счастливы. Мы — Фудзинами, — сказала серьезно Садако. — На нас проклятие. Старуха из Акабо говорит, что это очень тяжелое проклятие. Я не верю в суеверия, но я верю, что есть проклятие. Вы также. Вы были несчастливы и ваши отец и мать. Мы все прокляты за женщин. Мы добыли столько денег от несчастных женщин. Их продают мужчинам, они мучаются и умирают, а мы от этого богатеем. В Акабо говорят, что в семье у Фудзинами — лисица. Это приносит нам деньги, но делает нас несчастными. В Акабо даже бедные люди не хотят вступать в брак с Фудзинами, потому что у нас — лисица.

Это народное поверье, еще широко распространенное в Японии, что некоторые фамилии имеют духов-лисиц, нечто вроде семейного домового, который оказывает им услуги, но и насылает проклятие.

— Я не понимаю, — сказала Асако, испуганная этой дикой речью.

— Знаете вы, почему уехал англичанин? — спросила резко ее кузина.

Наступила очередь Асако зарыдать.

— О, если бы я уехала с ним! Он был так добр со мной, всегда нежен и ласков.

— Когда он женился, — говорила Садако, — он еще не знал, что на вас лежит проклятие. Ему не надо было приезжать с вами в Японию. Теперь он знает, что на вас лежит проклятие. Вот он и уехал. Он сделал умно.

— Что вы называете проклятием? — спросила Асако.

— Вы не знаете, отчего Фудзинами так разбогатели?

— Нет, — сказала Асако. — Все идет ко мне от мистера Ито. У него фонды или что-то такое…

— Да. Но фонды — это значит паи в деле. А вы не знаете, что такое наше дело?

— Нет, — повторила Асако.

— Видели вы Йошивару, где девушек продают мужчинам? Это наше предприятие. Понимаете вы теперь?

— Нет.