Произошли еще какие-то неприятности в семействе, которые скрывались от Асако и которые заставляли торопиться запастись помощью религиозной благодати. Фудзинами были последователями куддизма, секты ничирен. Их ревностное благочестие и богатые подарки священникам храма считались причиной возрастания их богатства. Покойники семьи Фудзинами, начиная с прапрадеда, который первый явился в Йедо искать счастья, хоронились в Икегами. Здесь священники давали каждому покойнику новое имя, которое и писалось на маленьких черных таблицах — «ихай». Одна из таких таблиц с именем покойника хранилась в домашнем святилище в Токио, другая — в храме Икегами.
Асако взяли с собой на октябрьский праздник потому, что отец ее тоже был погребен на земле храма — собственно, одна маленькая косточка, «икотсу», или «священная кость», посланная домой из Парижа прежде, чем его останки подверглись чуждому погребению на кладбище Пер-Лашез. По мертвому была отслужена заупокойная служба, и Асако показали его табличку. Но она не испытала того сильного волнения, которое овладело ею во время первого посещения дома Фудзинами. Ведь теперь она уже слышала собственный голос своего отца. Она знала его отвращение к претенциозности всех видов, к лживой условности, к ложным чувствам, его ненависть к священникам и их влиянию, его осуждение семейного богатства и его презрение к почитаемым всеми мелочам в японской жизни.
Храм в Японии — не просто здание, а целый поселок. Место для этих поселков избиралось с тем же самым вдохновением, которое руководило и нашими бенедиктинцами и картезианцами. Храм Икегами расположен на длинном обрывистом холме на половине пути между Токио и Йокогамой. Он окружен деревьями криптомерии. Эти темные вечнозеленые деревья, похожие на громадные кипарисы, придают местности мрачный, молчаливый, невозмутимый характер, все то, что Беклин сумел выразить в своей картине «Остров мертвых». Эти величественные деревья являются существенной частью храма. Они напоминают колонны наших готических соборов; крыша — синий свод неба, а настоящие постройки — только алтари, часовни и памятники.
Крутая ступенчатая дорога спускается, как водопад с вершины холма. Вверх и вниз по этим ступеням непрерывно постукивают деревянные галоши японцев, как капли дождя. Наверху лестницы стоят башенные ворота, окрашенные красной охрой, ведущие к внутренним помещениям. Хранители — стражи ворот, Ни-О, два гигантских царя, перешедшие в японскую мифологию из Индии, поставлены в клетках в самой постройке ворот. Их клетки и самые их особы засорены липкими кусками жеваной бумаги, с помощью которой поклонники буквально оплевывают их своими молитвами.
Внутри ограды находятся различные храмовые здания: колокольня, библиотека, прачечная, зал обетных приношений, священные купальни, каменные фонари и помещения для паломников; также два громадных зала для богослужения, которые подняты на низких столбах над уровнем земли и соединены между собой крытым мостом; так они выглядят двумя кривыми ковчегами спасения, ровно на пять футов возвышающимися над житейской суетой. Эти здания по большей части окрашены красным цветом; бывает изящная резьба на панелях, фризах и верхушках. Позади этих двух святилищ находится часовня мертвых, где хранится память многих величайших людей страны. Позади нее помещения священников с красивыми закрытыми садами, висящими на склонах крутого обрыва; главный вдохновитель их — старая сосна, под которой сам Ничирен, современник и соперник святого Доминика, любил размышлять о своем проекте Всемирной Церкви, основывающейся на жизни Будды и руководимой апостолами Японии.
В течение целой недели Фудзинами жили в одной из верениц совершенно лошадиных стойл, похожих на пустые ящики, внутри ограды храма. Празднество, по-видимому, имеет нечто родственное с еврейским праздником, когда благочестивые люди оставляли свои городские жилища и жили в палатках за стенами города.
Поклонение Дивному Закону Лотосовых Письмен! Знаменитая формула священников секты ничирен повторялась снова и снова под аккомпанемент барабанов; потому что в самом священном тексте лежит единственный путь к спасению. С примерной настойчивостью мистер Фудзинами Генносуке отбивал такт молитвы деревянной колотушкой на мокигио, деревянном барабане, имеющем форму рыбьей головы.
Наму миохо ренге Кио. Из всех углов храмовой ограды неслись выколачиваемые молитвенные призывы, как шум молотьбы. Католическая совесть Асако, проснувшаяся теперь, когда она почувствовала влияние чар Японии, возмущалась ее участием в этих языческих обрядах. Чтобы изгнать из своих ушей эхо этой литании, она попыталась сосредоточить свое внимание на собравшейся толпе.