Ур не стал разглядывать достопримечательности. Он осмотрелся кругом, разглядывая мертвый прах – но ничьих следов не было видно.
- Да здесь годами никто не проходил, – произнес он. – Какие могут быть демоны Иги? Они что, летать умеют?
Черный молча направился вверх по улице.
- Куда ты? – крикнула ему в след кинф.
- Прогуляюсь, – ответил он небрежно.
- Где?!
- А не все ли равно?
- А как же моя птица?! – в отчаянье крикнула она.
- А ты знаешь, где она? Я – нет. Так что можешь идти поискать её. Как только найдешь – позовешь меня.
Ур неторопливо пошел за ним, и нам троим ничего не осталось сделать кроме как последовать за ними.
В темноте ночи город начал светиться.
Фосфорицировали камни стен, все сильнее набирая цвет и яркость, и даже мостовая под ногами, с которой наши сапоги сбивали пыль.
- Что это?! – благоговейно произнесла наша кинф, оглядывая светлые змейки фосфорического света, оплетавшие стену.
- Радиация, – ответил добрый Черный, и её рука интуитивно дернулась к защитному поясу. Что и требовалось доказать – она знала и что такое радиация, такая продвинутая дикарка-кинф!
Стало светлее; зажглись лампы, вмонтированные в здания – где-то нудно загудела помирающая лампа, характерно потрескивая, готовая потухнуть навсегда, – и дневной свет, какой-то больной, слепящий, мертвенно-голубоватый, залил улицы. Пепельный снег прекратился – должно быть, ветер разогнал тучи, а Черный, бродя по городу, так нас никуда и не вывел. Он просто бесцельно блуждал по пустым тихим улицам, рассматривая достопримечательности, и никаких мыслей в его голове не было. Совсем.
Всеми своими силами я прислушивался к нему – я очень хотел услышать то, что он думает! И в любой другой ситуации я бы услышал, ведь не зря же во мне углядели способности Слепого Мастера!
Но он был словно мертвый; с удивлением я смотрел в знакомое лицо, рассматривал блестящие пряжки на его одежде и прочие, такие привычные мелочи – и не узнавал его.
Я его не чувствовал; словно со мной шел мертвый человек…
Робот…
Господи, а кто это идет рядом со мной?!
Поздновато я спохватился!
Я оглянулся на других спутников, прислушиваясь – и с ужасом понял, что не слышу и не чувствую ни одного из них.
Они все молчали. Разум их был девственно-чист, как белый лист бумаги, на котором можно было написать что угодно… и кто будет писать?!
Неужели я?!
Мне стало страшно, так страшно, как бывает только в дурных снах, которые подчиняют тебя своим абсурдным законам, и в которых ты плывешь по течению, зажатый серой страшной массой, и понимаешь, что все кругом – враги и чудовища, даже те, кто похож на твоих знакомых, друзей, потому что они всего лишь похожи, а внутри – пустота, мертвая пустота… и малейший твой крик выдаст тебя, единственного живого в толпе зомби…
Я с трудом справился с нахлынувшим на меня ярким видением; снова оглянулся по сторонам – мир снова казался реальным, а не из страшного сна. Но люди, окружавшие меня, ближе и понятнее не стали.
Старый город был полон странных шумов, потрескиваний и стуков; где-то осыпались стены; где-то трескались от старости плиты; шелестели струйки стекающей каменной крошки с размытой дождями стены – казалось, что призраки переговариваются в этом бесцветном белесом мире шепчущими всхлипывающими голосами. Вода в лужах тоже была мертвой – она была прозрачна, абсолютно прозрачна, как спирт, и на дне видны были мелкий каменный мусор, крошево, обломки каких-то раздавленных металлических деталей. Ни единой зеленой крошки не было в этих лужах, ни одной ниточки травы или ряски. Застывшие тихие башни, развалины огромных залов, величественных комнат, сквозь дверные проемы и пустые окна которых просматривались какие-то другие залы и комнаты… мир был хрупок и полупрозрачен, как высохший осенний серый лист. Жилки его еще сохранились, а клеточки меж ними постепенно выпадают, выкрашиваются и теряются безвозвратно…
Покинутая стройка, или разнесенные войной развалины... Останки мяча – я в удивлении поднял почти целую, не искрошившуюся половинку детского мяча, выгоревшего почти до бела, но бывшего когда-то синим, и странно было видеть этот продукт цивилизации в руке варвара, человека из глубокого средневековья, в грубо сшитой меховой рукавице из некрашеной кожи.
Как мы смогли встретиться с останками этой игрушки?
Кто я?
Как я попал сюда?
Откуда я пришел? И пришел ли – или я тоже призрак, бестелесный гость из Вселенной, чей-то странный сон, странный и нереальный, и существую лишь до первого луча светила?
Или эта ночь, так стремительно опускающаяся на землю, теперь будет вечно длиться – так же, как и моя странная жизнь?
И я в этом городе – из прошлого или будущего?
Эта игрушка – она умерла, или я не родился?
Я долго смотрел на неё, словно не понимая, что это такое. Разум мой оцепенел. Он отказывался состыковывать два этих предмета – варварские рукавицы и старый детский резиновый мяч, крошащийся в мелкие кусочки…
Я подумал на миг, что попал домой. В свой мир.
Только он умер.
Мяч в моей руке превратился в крошки, рассыпался…