И тени – Черный с изумлением поведал, что он видит людей, много людей! Серые безмолвные тени населяли белый город, ходили по его террасам, меж беззвучных фонтанов с хрустальными струями, играющих бликами в ночном свете, поднимались и спускались по длинным многоступенчатым лестницам, собирались группами под раскидистыми деревьями, с которых опадал розовый волшебный цвет, и великий Торн просвечивал сквозь их призрачные дымные тела.
Они молчали, эти люди. Может, они и переговаривались, может, те, кто уединялся под цветущими садами и в сахарных беседках, и признавались друг другу в любви, или читали стихи и горячо спорили о том, есть ли жизнь на сверкающих над их головами звездах, да только Черный ничего этого не слышал. Они появлялись из неоткуда, и начинали торопливо заниматься своими делами, которые казались им важными, но непонятными для нас. Склоняясь к земле, водя в пустоте руками, они творили свою непонятную жизнь, и исчезали, растворялись, не довершив начатого, так же внезапно, как и появлялись.
- Ты видишь призраков, души, не нашедшие покоя, все еще бродят здесь, – тихо сказал Ур, выслушав рассказ Черного. – Наверное, этот город – он тоже когда-то был живым организмом, а теперь от него мало что осталось. Даже остов его почти стерт с лица этой земли. А твое волшебное зрение возвращает его к жизни. И людей – тоже.
- Уйдем отсюда, – попросил я. – Завяжи глаза, Черный, и ничего этого ты не увидишь. Будет только пустыня. Потом, позже… когда привыкнешь… ты повязку снимешь. А теперь – теперь нам надо спешить.
Черный послушался; выкроив себе повязку из своего черного плаща, он решительно завязал себе глаза, не оставив и мелкой щелочки, чтобы призраки не беспокоили его, и мы торопливо покинули это печальное место…
Дальше мы поехали без приключений. Черный, выглядящий зловеще в своей черной повязке слепца, больше не заплутал ни разу. Призраки, не нашедшие покоя, больше не тревожили его.
Разбойник наш, предоставленный сам себе, словно ушел в себя. Он с наслаждением подставлял лицо знакомому ему ветру, и на губах его блуждала совершенно глупая восторженная улыбка. Он мысленно был уже там, дома; и до нашего присутствия ему и дела не было.
Ур меж тем становился беспокойней; я видел, что ему, вроде как, было дурно, и даже холодный ветер, бьющий ему в лицо, не остужал горящих щек.
- Что случилось? – прокричал я, чуть обогнав Ура и заглянув ему в лицо. Лоб его, чешуйчатый и яркий, сверкал бусинами пота, чешуйчатые щеки дрожали.
- Ничего, – ответил он, чуть качнув головой. – Я синтезирую тебе медиатор и стабилизатор. Это дело трудное; занимает много энергии, ну, и трат – кое-чем приходится жертвовать, – он усмехнулся, открыв свои устрашающие клыки. – Не беспокойся за меня. Лучше поразмысли над тем, не передумаешь ли ты? – он сделал ударение на слове «ты». – Видишь, что стало с твоим другом? О побочных эффектах я и не подумал, и выпустил из виду кровь Дракона. Верно, кроме воинственного духа, он обладает еще и сильной склонностью к исканию правды – оттого все видит таковым, каковым оно должно быть. Будь на его месте другой, – Ур имел в виду аборигена, – и тот закатился бы в истерике, увидев призраков. Это стоило бы ему разума, если не жизни; и не факт, что твой друг сможет с этим справиться быстро и безболезненно. С тобой – тоже может приключиться все, что угодно. Кровь Дракона усилила твой дар; но кто знает, как она подействует в сочетании с моей сывороткой?
Я упрямо тряхнул головой:
- Нет. Я решил. Как бы то ни было, я хочу стать тем, кем родился – Расчетчиком. Я уверен, – с напором сказал я, хотя мою душу глодали какие-то сомнения, и мрачные предчувствия не давали смотреть в будущее исключительно с оптимизмом, – я уверен, что ничего плохого с нами не случится. Я сказал.
Ур внимательно посмотрел на мен; мои сомнения не укрылись от него.
- Знаешь что, – произнес он после некоторой паузы, – ты бы написал это. Знаешь же, что Расчетчики записывают все, чему следует верить, и это становится правдой. Запиши, что нам стоит делать в случае опасности.
Я послушался его; но на ум не шло ничего. Я раскрыл свою книгу, одной рукой удерживая руль, и, удерживая её локтем, кое-как раздобыл свою ручку, удачно замаскированную под стило.
Вот черт, она потекла! От жары ли в моем кармане, или еще по какой причине, но это было так.
Я перепачкал все пальцы, и книгу мою чуть не сдуло прочь.
Написать спасительную формулу я не мог – точнее, мог просто навазюкать пальцем, фиолетовым от чернил, несколько слов. Но на ум ничего не приходило. Абсолютно; словно холодный ветер старого мира выдул все мысли начисто из моей головы.
И я, доверившись внутреннему голосу, вывел первое, что пришло мне на ум:
«Сталь становится смертоносной, если Зед хоть пальцем прикасается к клинку».
Кажется, я уже говорил эту фразу; тем лучше. Значит, она верна. Значит, все же клинок Зеда прорубит нам путь на свободу.