Гуляли мы с дочкой по обыкновению в соседнем квартале. Этот район был буквально утыкан новостройками и здешние детские площадки были обустроены что называется по последнему слову. Всё для детей. У нас же во дворе почти что негде было играть. Да и много места занимали машины, превратив детскую зону в место для парковки. Ребёнок просто не мог побегать в волю, побросать мяч или снег, чтобы не задеть машину. А здесь как-то было свободнее. Площадка было чётко разграничена, а для автомобилей была отдельная заасфальтированная дорожка. Вот почему мы часто гуляли именно здесь.
Я везу Аглаю, которая вальготно сидит на санках и укачивают куклу. Начинает потихоньку смеркаться. Кое-где в окнах домов зажигается свет.
Я не могу не нарадоваться на дочку. Аглая в свои пять с небольшим лет на редкость умный и как будто всё понимающий ребёнок. Почти никогда она не капризничает, не хнычет. Всегда очень любознательна и жизнерадостна. Не нужно говорить, что она чудо какая красивая девочка. Красота у неё от мамы. От меня ей мало что перешло. Разве что у неё мои миндалевидные глаза. Даже имя ей придумала мама. Я не противился.
Как случилось так, что наши с её мамой пути разошлись? Не думаю, что стоит вдаваться в подробности. Так уж вышло. Однажды мы вдруг осознали что совершенно чужие друг другу люди. Страсть мы ошибочно принимали за любовь, а когда произошло отрезвление, то вместе с ним и разочарование друг в друге. Как раз тогда и родилась Аглая. Мы пробовали ради дочери сохранить семью, то ничего не вышло. Придирки, ссоры буквально из ничего. Мы решили, что лучше будет расстаться. Я конечно всячески помогаю и почти всё свободное время уделяю дочери, благо другой семьи у меня нет. Забираю её из детского сада, покупаю игрушки, гуляю с ней в выходные дни. Всё для того, чтобы она не чувствовала себя в чём-то обездоленной и неполноценной.
— Дай я тебе шарф поправлю — оглядываюсь я. — Он у тебя покосился как-то некрасиво — останавливаю я санки, бросая верёвку на снег и подхожу к дочери.
Аглая смотрит на меня и улыбается.
— Пап, а скоро новый год?
— Уже скоро. А что? — спрашиваю я, уже предчувствую вопрос.
— Мама говорит, что тебя не будет с нами в новогоднюю ночь. Это правда?
— Да, дорогая. У меня работа.
Я работаю фельдшером на скорой помощи. Платят очень скромно, а потому приходится брать подработку. Вот я и решил в новогоднюю ночь немного подзаработать. Хочу купить что-нибудь для дочки и для её мамы. Пока ещё не решил что. Но с каждым днём я всё больше начинаю думать, что куда лучше провести новогоднюю ночь с ними вместе. Возможно, это как-то бы повлияло на наши отношения с её мамой, пусть мне в это и не очень верится. Вряд ли она обрадуется моему предложению по совместной встрече нового года. Да и Аглая будет куда больше рада моей компании, чем моим подаркам. И всё-таки сейчас деньги для меня стояли на первом месте. Этим самым я пытался компенсировать то отцовское, что не мог дать в полной мере, будь наша семья полной. Да и той строгости, что я должен был бы проявлять по отношению к Аглае, как её папа, не было и в помине. Ей достаточно было одного взгляда, чтобы обезоружить меня. Как её вообще можно ругать? Нет уж. Пусть этим занимается мама. Я пас.
— Пап, давай я тебя покатаю? — предложила вдруг Аглая. Теперь моя очередь везти.
— Боюсь, что ты не сдвинешь меня с места — усмехнулся я, но всё-таки, испытывая ребяческий задор, который передался мне от дочери, сажусь на санки. Вешу я почти что 80 килограммов, так задача для дочери невыполнимая.
Но та не привыкла так просто уступать, а потому делает несколько робких попыток сдвинуть сани с места. Ничего не выходит. Но тут я прихожу на помощь и незаметно отталкиваюсь ногами.
— Так нечестно! — возмущается Аглая. Ты себе ногами помогаешь!
— Ничего подобного — парирую я в притворном удивлении. Ты просто очень сильная девочка. Только давай всё-таки я повезу тебя. Мама, должно быть, уже накрыла на стол и ждёт тебя на ужин.
— А ты будешь с нами ужинать?
— Я не голоден — вру я. Боже, как часто, даже слишком часто мне приходится врать этому ангелу. Надеюсь, очень на это надеюсь, что когда-нибудь она меня простит и поймёт.
Через некоторое время я уже стою у подъезда и наблюдаю как из окна четвёртого этажа мне машет миниатюрная ручка моей дочери. Я тоже машу ей в ответ. Надо бы идти, но что-то удерживает меня на месте. Дочка уже скрылась за бордовыми занавески, понукаемая мамой ужинать. Не отдавая себе ни малейшего отчёта в своих действиях я возвращаюсь в подъезд. В прихожей меня встречает удивлённый взгляд Дарьи (именно так зовут мою бывшую).
— Ты забыл что?
— Нет. Я бы хотел поужинать. Есть там на меня порция?
— Слушай, давай без этого.
— Я только поужинаю и сразу же уйду. Хотя бы чай. Я замёрз немного, если честно.
— Хорошо, проходи, мой руки.
— Папа, папа — вбегает в прихожую дочка и заключает меня в объятия. Ты голодный? Я тебя покормлю.
— Очень голодный, если честно.
Ужинали молча, соблюдая этикет. Как только был допит чай, я поспешил выйти со стола.
— Ты уже уходишь? — спрашивает явно огорчённая этим Аглая.