Валя, не глядя на меня, протянула в сторону руку. Я с подчеркнутой куртуазностью помог ей подняться. Так мы и пошли вниз под руку.
Тут я впервые подумал, что стесняюсь ее. Точнее – самого себя. Что скажут, когда сейчас увидят нас? Что обо мне подумают? Одна умерла – и он уже с другой, точно с такой же!
Да нет, про нас с Варей никто не знал, не мог знать…
Как назло, навстречу нам попался Климов. Я напустил на себя равнодушный вид и протянул ему руку. Климов машинально пожимал ее, а сам во все глаза смотрел на Валю.
Понравилась? Или он думает, что это Варя? А разве он знал Варю?
– Старик, сочувствую, – вдруг, будто очнувшись, сказал мне Климов и еще раз крепко пожал мою руку.
– Ты о чем? – испуганно спросил я.
– Так ведь твой друг погиб, – с поникшим видом молвил он и с таким же видом пошел дальше.
Я хотел привычно возразить: «Какой он мне друг!», но язык на этот раз не повернулся. 76
Поездив по улицам, мы с Валей наконец решили пойти на новый фильм «Неподсуден», который шел в «России».
– Краснопольский и Усков, – неодобрительно сказал я, уже когда мы сели на места.
– Режиссеры? – спросила Валя.
– Да.
– И что – плохие? – смекнула Валя. Я пожал плечами. – Зачем тогда их смотреть? – недоуменно отозвалась она.
– Зато тут Стриженов, – сказал я, чтобы хоть как-то оправдаться.
– Можно подумать, он – хороший актер, – проворчала Валя, но других упреков по поводу выбранного фильма уже не было.
Я почти надеялся, что картина будет ужасной и мы с Валей всласть нацелуемся. Я сам удивлялся этому своему желанию. Поцелуи в публичных местах интересны до тех пор, пока не случится секс. С ней у нас все уже было, так зачем мне это?
Но я ничего не мог с собой поделать – меня к ней дьявольски тянуло. И хоть я страшно не желал признаваться себе в этом, в физиологическом смысле к Вале меня тянуло никак не меньше, чем к Варе.
Тем временем началась картина. Вопреки ожиданиям она оказалась занятной. Хотя и отталкивающей. Я поминутно вздыхал и хватался за голову, но смотрел внимательно. Смотрела внимательно и Валя, даром что она явно была не в восторге от многих драматургических решений и режиссерских приемов.
После сеанса мы взяли в буфете по чашке кофе. В течение нескольких минут ни она, ни я не произнесли ни слова, словно переваривали увиденное. Было бы что переваривать…
Наконец я неопределенно произнес:
– Да уж…
– Ты о фильме? – с моментальным оживлением спросила Валя.
– О чем же еще…
– Мне он тоже – не ахти, – созналась Валя. – Эти твои режиссеры и впрямь какие-то… не очень-то…
– Вот именно, – подтвердил я. – Были, конечно, недурные моменты, но их – с гулькин нос. В основном все держится на актерах. На Стриженове, прежде всего. В целом ансамбль хороший, тут нечего сказать.
– Мне больше всего понравились Никоненко и Светличная, – сказала Валя. – Лучше бы про них кино сняли.
– Тогда бы не получилось мелодрамы. А режиссеры давят именно на это. Вообще, думаю, картину ждет успех.
– Что и говорить, – вздохнула Валя, – публика у нас дура… Кто это сказал, кстати?
– Кто-то вроде Вольтера, – ответил я. – И конец, конечно, ужасный. Чем он, спрашивается, так уж прижучил подлеца Куравлева, что тот покорно пошел и сознался жене? И вообще главный герой – идиот. Сам себе жизнь испортил.
– Было бы из-за кого портить, – усмехнулась Валя. – Актриса, надо сказать, неудачная.
– Красавиц в советском кино, в принципе, почти не встретишь, – кивнул я. – Большая, знаешь ли, редкость такие, как ты и… – Тут я запнулся.
– Я и кто? – внимательно посмотрела на меня Валя. – Она?
Я быстро допил кофе и сказал:
– Пойдем.
Уже в машине я зачем-то заметил:
– Мне кажется, из Стриженова получился бы интересный Джеймс Бонд.
– Какой из него Бонд! – фыркнула Валя. – На Бонда больше этот тянет… Волков.
– Который? – хмыкнул я, поворачивая ключ зажигания. – Волковых много актеров.
– Михаил, – пояснила Валя. – Из «Пути в “Сатурн”».
– Может быть, может быть, – пробормотал я. – Мне он почему-то Райкина напоминает. Так сказать, серьезный вариант Райкина.
– Тебе, должно быть, все Райкина напоминают, – усмехнулась Валя. – С твоим-то именем.
77
– Мы к тебе? – сказала Валя через минуту. – Или все-таки траур?
– Перестань, – тихо сказал я.
– Останови машину! – вдруг крикнула Валя. Я даже испугался.
– Что, что такое?
Однако машину не остановил.
– Выйти хочу – вот что, – уже спокойнее сказала Валя. Я по-прежнему не сбавлял ход.
– Зачем? Валя, что случилось? Скажи уж, пожалуйста…
– Я ненавижу, когда меня одергивают.
– А я тебя одергивал?
– А то нет! Уже который раз это делаешь. И мне это не нравится. Не надо пытаться меня исправить – я все равно неисправима…
Я продолжал ехать и смотреть прямо перед собой на дорогу. В голове боролись друг с другом два желания. Или остановить машину – и без сожаления сказать: «Можешь идти, раз ты такая неисправимая». Или, наоборот, пообещать ее не одергивать…
– Ладно, Валя, я не буду тебя одергивать, – сказал я.
– Уверен? – пристально посмотрела она на меня.
– Постараюсь.
– А если не получится?
– Тогда… тогда…
– Тогда между нами все кончено – и я у тебя не снимаюсь. Согласен?
– Пусть так, – сказал я после паузы.