Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Даже самые доброжелательные современники, говоря о нем, перечисляли мелкие недостатки, в совокупности создающие образ монстра. Вулф был лишен воображения, чувства юмора, чувства меры, чувства формы, дара сочувствия. Лоу и сыграл позера, мегаломана, алкоголика, хама, просто свинью. Возмутительно терпеливо любящую его Алину Бернстайн (Николь Кидман), ведущую театральную художницу Америки, он доводит до того, что она истерически жрет пригоршнями снотворные таблетки в кабинете у Перкинса. Взяв же себя в руки, заявляется к редактору с пистолетом – посоветоваться, кого ей пристрелить: себя, его или Вулфа.

Поскольку, как говорил Штирлиц, люди запоминают последнюю фразу, смерть героя в поэтическом, 37-летнем возрасте аннулирует все его презренные качества. Зато у зрителей остается ощущение писательского и редакторского ремесла как чертовски увлекательного занятия: ну и хорошо. Только явно не хватает финального титра – слов Хемингуэя из «Зеленых холмов Африки» (1935): «Я подумал, а что если бы Вулфа сослали в Сибирь… сделало бы это из него писателя, послужило бы тем потрясением, которое необходимо, чтобы избавиться от чрезмерного потока слов и усвоить чувство пропорции?» Золотые слова.

Двойник дьявола (The Devil’s Double) Бельгия, Нидерланды, 2011, Ли Тамахори

Тамахори долго и страстно объясняет, почему «Двойника» пришлось снимать в Европе: Голливуд смотрит на режиссера, намеренного проанализировать, избегая манихейства, глобальную «войну с терроризмом», как на сумасшедшего врага. Если вспомнить эти слова при просмотре, очень удивляешься.

Экранный мир – самый что ни на есть манихейский, черно-белый. Ирак при Саддаме Хусейне – ад земной. Впрочем, Саддам (Филип Квост) лишь изредка покидает задний план, чтобы сокрушенно покачать головой, прослышав про очередную выходку сына Удея, а то и замахнуться кинжалом, причитая, что сыночка следовало кастрировать в колыбели. Война с Ираном, война из-за Кувейта, шиитский мятеж – тоже на заднем плане. На первом царит Удей (Доминик Купер), непросыхающий психопат и сексуальный садист, по странной прихоти выбивший из одноклассника Латифа Яхиа (Купер) согласие поработать его двойником.

Зачем ему двойник, не совсем понятно. От государственных обязанностей он скрывается в кабаках. Яхиа лишь однажды подменяет инфанта, поднимая боевой дух солдат в Басре, где шииты незамедлительно отстрелят ему мизинец. Удею двойник пригодился бы скорее в постели. Что твой товарищ Берия, он отлавливает на улице смазливых школьниц, уводит невест из-под венца, чтобы забить или затрахать насмерть. Он столь мерзок, что иначе как голливудской агиткой фильм, если судить по сюжету, не назвать.

Но судить стоит не по сюжету, а по режиссуре. Тамахори, режиссер мрачный и мощный, прославился фильмом «Когда-то они были воинами» (1994) о деградации гордых маори. Судя по всему, ему надоело снимать в Голливуде чушь вроде «Умри, но не сейчас» (2002), и он отвел душу на «Двойнике». Так в Голливуде не снимают. Так снимают независимые поэты распада и насилия вроде Абеля Феррары.

Феррара вспоминается не случайно. Тамахори снял нуар. Семья Хусейна – не правящая династия, а мафиозный клан. Старый «дон» – неплохой, в общем-то, человек – не в силах контролировать молодых отморозков. А разлагается Удей эффектно, со смаком.

Много голых и полуголых красоток, виски из горла, кокс с ладони. Грязные танцы перемежаются выяснением отношений при помощи автоматического оружия и кривых кинжалов. Мозги и кишки устилают стены и пол, после чего – снова танцы до упаду.

При чем тут война с Ираном или Кувейтом? А ни при чем. По большому счету, даже Хусейны тут ни при чем.

Дело в том, что мемуары Яхиа – вранье от начала и до конца. Об этом говорят все, кто осведомлен об иракской реальности времен Хусейнов. Человек, поставлявший Удею девок. Личный врач Саддама, написавший страшные, но поддающиеся проверке мемуары. Высокопоставленные перебежчики. Матерый агент ЦРУ Боб Баер, прототип героя Джорджа Клуни в «Сириане».

Единственное, что известно об иракской жизни Яхиа, это то, что он побывал в тюрьме: пользуясь сходством с Удеем, как «ревизор» или «сын лейтенанта Шмидта», попался на мародерстве в Кувейте.

Безусловное вранье – все рассказы Яхиа о его жизни после побега из Ирака в 1992-м. О 12 покушениях на него не слышала ни одна полиция. Десять месяцев он провел не в застенках ЦРУ, а в австрийской тюрьме за домашнее насилие. Шрам на лбу – не след бандитской пули: это треснула его по голове жена-ирландка, которую он истязал с изобретательностью, достойной Удея.

Понятно, как и почему Яхиа стал медиазвездой. Запад испытывал жгучий дефицит информации об Ираке, проверить в 1990-х слова «двойника» было и невозможно, и невыгодно. Саддама демонизировали до умопомрачения, и такое бульварное чтиво, как книга Яхиа, появилось в нужное время и в нужном месте.