Андреева приглянулась Хрущеву, еще будучи агрономом МТС, за ее непримиримость к травопольной системе земледелия. А дальше пошло-поехало. Выполняя директивы партии, Андреева ликвидировала натуральную оплату труда колхозников, обрезала приусадебные участки, свела коров на колхозную ферму, запретила держать поросят в личных хозяйствах. И вот уже проектирует мощный животноводческий комплекс, стаскивает мелкие деревни к большим селам, готовится забрать под свою руку еще два соседних колхоза. И ни в деньгах, ни в стройматериалах, ни в удобрениях, ни в технике отказа ей нету. Бывает, спросят: «Откель это у вас гора калийной селитры?» — «А все оттель, все оттель!» И палец вверх.
— Вот и получится жаркое из рябчиков по рецепту: один конь — один рябчик! Пришьют к пуговице пальто и угробят полрайона, — подытожил Николай Ефимович.
Назавтра мы были допущены к сиятельной особе. Вернее, она снизошла к нам. Мы собрались в прежнем составе в комнате для заседаний, когда открылась дверь, и к нам сначала вплыла витриной ювелирного магазина мощная грудь, сверкающая эмалью, золотом и серебром, затем показались тугие ленки и общелкнутое тонким сукном чрево, и, наконец, державный лик еще не старой и приятной налицо женщины. Это была Сама. Следом, шурша белыми валенками и чуть сутулясь, главный бухгалтер. Отделавшись общим поклоном, она во главе стола, обозначив, кто здесь главный. Никакого равенства сторон, готовых подписать договор о социалистическом соревновании. Обратив внимание, что я достал блокнот готовясь обрушить на нее град вопросов, предупредила:
— У нас полчаса времени. Я всю ночь тряслась в поезде, надо пару часиков передохнуть, и сегодня же выехать в Москву, приглашают выступить на пленуме ЦК Союза работников сельского хозяйства. — Откинулась на спинку кресла и передохнув, произнесла короткую речь о рекордных показателях, обильно снабженную цифрами и лозунгами. Через две-три фразы благодарственные слова, адресованные «дорогому Никите Сергеевичу».
Я все-таки пытался втянуть ее в разговор, особенно интересуясь переходом на чистую денежную оплату труда и ликвидацию личных хозяйств у колхозников. Заехал из-за угла: хватает ли 400 рублей зарплаты в месяц для семьи с малым детьми, если себестоимость литра молока в колхозе 18 копеек? А ведь нужны и сметанка, и маслице, и творожок. В ответе она была предельно лаконична:
— Два литра молока в день для двоих детишек хватит.
— А если в семье четверо? Тогда зарплату надо 800 рублей.
Она задумалась на секунду, не более, и отпарировала:
— В нашем колхозе нет семей с четырьмя детьми.
Я понял, что спрашивать еще о чем-то бессмысленно, но все же съехидничал:
— А у вас и дети рождаются по плану?
Андреева досадливо звякнула орденами:
— Хватит шуток. Давайте, подпишем договор. Текст готов?
Саша Лишай спросил:
— А мы общественность не подключим? Может, собрать бы актив, обсудить...
— Я не сторонница парадности и шумихи. Текст договора Напечатаем в типографии, возьмем в рамочку и разошлем во все бригады, пусть народ знает. Если у вас возникнут вопросы, обращайтесь к главному бухгалтеру. Он у нас для связи с общественностью. Николай Ефимович, с продуктами для обеда все в порядке?
— Привезли.
— Если еще что понадобится, бухгалтер выдаст деньги,! Я распорядилась. Надо же гостей принять честь по чести, а я, извините, отбываю. Еще и от Никиты Сергеевича звонили, надо заехать. — Блеснув улыбкой и звеня наградами, она удалилась, неся тяжелый зад на отлете. Ни тебе «до свидания», ни «прощай».
— В-высоко летает, а как уп-падет? В-вот грому б-бу-дет! — Саша Лишай, волнуясь, начинал заикаться. — Ефимыч, слышь, переезжай ко мне. А?
Колхозные бабы внесли миски и бутылки. Мы пригласили их отобедать с нами. На этом встреча с руководством и активом окончилась. Когда вышли на двор, я спросил у нашего овощевода:
— Ну как, Василий Федорович, впечатление?
Он глянул прищурившись — ты, мол, издеваешься, да? — потом зло плюнул и затейливо, от души выругался. Хотел растереть плевок ногой, но из-под сапога выкатился комок смерзшегося чернозема. Растерев его пальцами, проговорил с тоской:
— И на такой земле нищета! Мне б гектар этого чернозема, я Минск овощами б закормил, а колхозников озолотил.