Кино. Потоки. «Здесь будут странствовать глаза…»

В 1914 г. эта крепость защищала стратегическое направление – на столицу империи. Примечательно, что гарнизон крепости возглавлял этнический немец – генерал-лейтенант Карл-Август Шульман (в 1941 году подобная толерантность была бы, конечно, невозможна). Сорок немецких пехотных батальонов не смогли взять крепость и отступили. Шульман был награжден орденом Святого Георгия и получил повышение. Командовать крепостью стал генерал-лейтенант Николай Бржозовский (начинавший служить еще в русско-турецкую войну 1877–1878 гг.). Именно ему пришлось противостоять второму штурму, когда германцы подогнали 17 батарей тяжелой артиллерии, включая две «Большие Берты».

Русский генеральный штаб, поняв серьезность положения защитников, просил коменданта продержаться двое суток, чтобы провести перегруппировку сил. В Осовце германская артиллерия установила мировой рекорд по плотности обстрела крепостей: 360 снарядов каждые четыре минуты. За первую неделю штурма была выпущена четверть миллиона снарядов. Русский гарнизон тоже установил рекорд: вместо двух суток защитники крепости продержались полгода, сковывая продвижение немцев.

Однако в мировую историю героическая крепость вошла благодаря третьему штурму, точнее контратаке двух рот. Летом 1915 г. немцы применили отравляющие газы. 30 газобалонных батарей, дождавшись подходящего ветра, выпустили ядовитую смесь хлора и брома в сторону русских окопов. При этом продолжался артобстрел снарядами с хлорпикрином. Противогазов у русских не было: ядовитые газы стали германской новинкой сезона весны – лета 1915 г.

Когда темно-зеленый туман потек на русские позиции, около половины солдат и офицеров погибли в мучениях, остальные тоже оказались при смерти. Когда газ рассеялся, германские части пошли в атаку. И вдруг им навстречу из окопов полезли русские «мертвецы». Страшные существа с винтовками наперевес двигались, как зомби, лица и руки в химических ожогах, они хрипели и харкали кровью.

Участник и очевидец событий Сергей Хмельков так описывает это событие в своей книге «Борьба за Осовец»: «13-я и 8-я роты… развернулись по обе стороны железной дороги и начали наступление; 13-я рота, встретив части 18-го ланд-верного полка, с криком “ура!” бросилась в штыки. Эта атака “мертвецов” настолько поразила немцев, что они не приняли боя и бросились назад, много немцев погибли на проволочных сетях перед второй линией окопов от огня крепостной артиллерии». Именно как Dead Men Attack, или «Атака мертвецов», те события и вошли в историю [Юрлов, Дятликович 2014]. Однако у нас пока, как отмечено выше, снимаются другие фильмы.

Многие историки отмечают, что в 2000-х годах произошел перезапуск позднесоветского мифа о Великой Отечественной войне, в свое время не только обосновывавшего самое присутствие брежневской элиты во власти, но и ставшего инструментом частичной реставрации сталинизма. Сегодня же он монтируется с «вечными» символами победы и героического прошлого. Однако он не является мифом о начале, мифом основания, каким был брежневский военный миф[75].

Все базовые советские мифы были учредительными или генетическими. Исходное событие советской истории – Октябрьская революция – в разное время то актуализируется, то затушевывается, уходя на второй план. Но вторым подлинным началом становится Война. История начинается дважды. Интересно соотношение между этими двумя первомифами при Хрущеве и при Брежневе. Оттепельная интеллигенция апеллировала к Революции и Гражданской войне как к забытому, но истинному началу советского проекта. Параллельно ею была затеяна частичная демифологизация сталинской политической памяти о ВОВ («лейтенантская проза» и некоторые другие формы «правды о Войне»). Брежневская номенклатура, наоборот, сделала ставку на Войну и Победу как начало актуальной национальной памяти, при этом отдавая должное Революции и Гражданской войне, но в то же время не преувеличивая их значения, смазав, прежде всего, оппозиционные коннотации этих первосо-бытий, характерные для «оттепели». В любом случае, эти мифы оставались сугубо начинательными. Так они просуществовали до перестройки включительно, а затем подверглись известной эрозии и на время легли на полку. И вот теперь новое вино вливается в эти старые мехи. Но изменения налицо: в новой политической мифологии мы уже, во-первых, не видим Революции и Гражданской войны, во-вторых, миф о Великой Отечественной войне становится легитимирующим мифом элит. Поэтому современный военный миф стал легко уживаться с дореволюционными, а также «вечными» символами единства, миролюбия и государственной мощи нашей страны (тот же св. Георгий и ленточка его имени). Налицо полная эклектика. Люди, поднимающие Николая II, в своих трактовках патриотизма вполне сосуществуют и уживаются на идейном поле с теми, кто считает себя наследниками его убийц-большевиков.