«Кино» с самого начала

В те годы понятие о шоу на рок-концерте и о сценических костюмах было абсолютно конкретным, и мало кто отваживался отступить от канонов, определяющих поведение рок-группы на сцене и ее внешний вид. Внешний вид – длинные волосы, джинсово-рвано-заплатно-просторные одежды или широкие белые рубахи, приталенные, разумеется, – довольно известный стандарт семидесятых переполз и в восьмидесятые. Рокеры вообще в массе не отличаются гибкостью и быстротой мышления, и в их костюмах это было тогда очень заметно, как, впрочем, и сейчас. Сценическое шоу заключалось в основном в принимании певцом вычурных «красивых» поз, а поскольку специально заниматься пластикой рокеры считали ниже своего рокерского достоинства, то эти позы порой получались очень неплохими – стремясь сделать «красиво», неуклюжие волосатые парни иногда двигались настолько забавно, что с профессиональной, в смысле пластики, точки зрения это было очень неплохо. В целом же все выглядело неталантливой пародией на западные группы среднего уровня, знакомые только по фотографиям и записям пластинок. Ну и, конечно, апогеем шоу для всякой хоть немного уважающей себя группы было падение гитариста на колени в особо патетических местах и игра на гитаре в этом положении, прогнувшись в спине и с головой, закинутой назад. Особый попс был, если длинные волосы гитариста при этом доставали до пола. Кое-кто накладывал и грим на свои бледные лица, но ежели уж до такого доходило, то непременно за образец бралась группа «Кисс», и никаких других вольностей никто себе не позволял.

И вот теперь, привыкшие ко всему этому безобразию, фаны самопальных рокешников с удивлением взирали на Цоя, на его кружева, кольца с поддельными бриллиантами, на вышитую псевдозолотом жилетку, на его аккуратный и изысканный грим, совершенно непохожий на грубо размалеванные рожи хард-рокеров, и на Франкенштейна, в которого Марьяша превратила меня с помощью грима, лака для волос и объединенных гардеробов ТЮЗа и Госцирка.

– Мудаки какие-то, – говорили, кивая в нашу сторону, особенно принципиальные хард-рокеры и заглядывали в соседнюю дверь. Соседняя дверь вдруг резко открылась, оттеснив любопытных к стене коридора, и из дверного проема гуськом, глядя друг другу в затылок, вышла бодрыми деловыми шагами группа под управлением Александра Давыдова – все как один в аккуратненьких голубеньких рубашечках, темненьких узеньких галстучках и в черных очочках. Группа направилась к роялю и, обступив его, по команде Давыдова начала распеваться гаммой до-мажор. Это уже было совсем против правил, установленных здесь любителями «тяжеляка», и подрывало основы и престиж «настоящего нашего рока, который в кайф, так, что хард-рокеры, обозвав новоявленных певцов «эстрадой сопливой», забились в маленький загаженный туалет и закурили там папиросы с марихуаной. «Бу-бу-бу, – неслось оттуда еще долго, – не в кайф… не по кайфу… найтать… ништяк… в кайф…»

Пришел Коля Михайлов и сказал, что через десять минут мы должны начинать. Все было готово, и все были в сборе – Борис уже сидел в углу сцены с настроенным магнитофоном и заряженной фонограммой, Фан был готов к бою и стоял за левой кулисой с бас-гитарой, Дюша в плаще и широкополой шляпе шевелил пальцами, готовясь наброситься на рояль, и мы с Витькой, завершив последние приготовления, подошли к выходу на сцену, потом, заметив, что занавес опущен, вышли и спрятались за колонками.

Поднялся занавес, и вышел на авансцену Коля Михайлов, исполняющий обязанности конферансье. «Молодая группа… первый раз у нас… будем снисходительны… „Кино“…» – так он говорил с залом минуты три, потом повернулся и ушел за кулису. В ту же секунду за этой кулисой раздался дикий, нечеловеческий, страшно громкий вопль: «А-а-а-а!!!..» Это была моя режиссерская находка. В зале засмеялись. Орал за кулисой Дюша – у него был очень сильный высокий голос и достаточно большие легкие, так что, продолжая страшно орать, он медленно вышел на всеобщее обозрение, прошел по авансцене к роялю и, еще стоя, крича и вращая глазами, ударил по клавишам. В этот момент Борис точно включил фонограмму, я, Витька и Фан появились на сцене из-за колонок и заиграли самую тяжелую и мощную вещь из тогдашнего репертуара: