Кинокава

Поняв, что все ее доводы пошли прахом, Фумио раздраженно вырвала у матери из рук пояс. Она так и не научилась шить, но все равно старалась помочь. Будущая мать проколола ткань в двух местах, прижала иголку к ней, обмотала ниткой и потянула. Получился крохотный красный узелок. Будучи сотрудницей Женского патриотического общества, Хана чуть ли не ежедневно получала заказы на такие вот пояса. Каждая женщина могла сделать на поясе всего лишь один стежок. Исключение составляли только те, кто родился в год Тигра. Хана приобщила к делу Фумио, всех своих служанок и дам, приходивших к ней с визитами. Каждая делала по стежку. Сама она собирала монетки в пять сэнов с дырочкой посередине и аккуратно пришивала их к поясам.

– Пять сэнов считаются счастливыми монетками. Они означают «переход через линию смерти»[82] и тоже приносят удачу.

– Да при чем здесь удача! Монетки защищают от шрапнели, только и всего.

Хана тихонько вздохнула, терпеливо ожидая, когда Фумио закончит стежок. Потом подобрала пояса и поднялась.

– Как Ханако себя чувствует?

– Теперь отлично.

– Вот и хорошо, тогда попрошу ее помочь мне.

После экскурсии в замок Вакаяма у Ханако тут же подскочила температура и начался тонзиллит. Фумио, которая потеряла второго сына и знала, какая Ханако слабенькая, была вне себя от тревоги и не отходила от дочери ни на шаг. Через три дня после прогулки температура спала, и Фумио вздохнула с облегчением.

– Мама, пожалуйста, посидите немного с Ханако. Я хочу взять Кадзухико с собой.

– Куда?

– В замок.

В Фумио до сих пор жила та девчонка-сорванец, которая бегала по полям Мусоты, и вот теперь ей тоже не терпелось подняться на башню. Три месяца назад она перенесла тяжелые роды, на этот раз малыш появился на свет с опозданием. Однако она быстро оправилась и вовсю наслаждалась первой за долгие годы весной в Японии. Кадзухико уже ходил в третий класс средней школы Вакаямы, и непомерный детский энтузиазм матери смущал его.

Спи, спи, спи.
Малыши растут во сне.
Будешь паинькой, заснешь
В красном кимоно пойдешь;
Не заснешь и хныкать будешь
Полосатое получишь.

За новорожденным Акихико присматривала Мацу, дочка одного из крестьян-арендаторов Матани. Фумио строго-настрого запретила ей все время носить ребенка на руках, и девушка от безделья напевала колыбельную. Помочь служанкам она не могла, поскольку совершенно не разбиралась в барской кухне.

Проскользнув мимо детской, Хана прошла по коридору в пристройку, где отдыхала ее внучка.

– Ханако, – тихо позвала она, раздвинув фусума. Лежащая в постели девочка удивленно поглядела на нее. – Извини, милая. Я тебя разбудила.

– Вовсе нет, бабуля. Я просто лежала с закрытыми глазами. Слушала, как Мацу поет.

Бледная, с белой повязкой на шее и во фланелевой пижамке с мишками, Ханако представляла собой поистине трогательное зрелище. Однако голосок прозвенел весело:

– Что это там у тебя?

Пока бабушка объясняла внучке, что такое пояс «тысячи стежков», Ханако внимательно рассматривала изделия. Девчушка села и взяла в руки один из поясов. Кудрявые волосы торчали во все стороны, красные губки придавали бескровному личику живости. Она была такой беззащитной, налет «взрослости» как рукой сняло. Хана показала внучке, как делаются узелки на поясе «тысячи стежков».

– На некоторых из них вышиты тигры, бабуля.

– Говорят, тигр способен проделать путь в тысячу ри[83] и вернуться назад, поэтому их вышивают на поясах – чтобы пожелать мужчинам удачи в бою. А женщины, рожденные в год Тигра, имеют право сделать столько стежков, сколько им лет.

– Правда? – удивилась Ханако. – Так-так, ноги у тигра в правильном положении, бежать он сможет.

– Ох, Ханако!

Они вспомнили бронзовую статую из замка и рассмеялись.

– А что солдаты делают с поясом «тысячи стежков»?

– Повязывают вокруг живота.

– Монетки защищают их от пуль?

– Это только одна причина, но…

Хана поведала внучке, что монеты в пять сэнов символизируют благополучное возвращение воинов домой. Ханако слушала широко раскрыв глаза. Губки ее дрогнули, и она рассмеялась – бабушкин рассказ явно позабавил ее. Ханако пожелала пришить монетку к последнему поясу, над которым работала Хана. Бабушка достала из кошелька денежку, протянула внучке, и та начала сосредоточенно работать иголкой. К сожалению, руки определенно достались девочке от матери – у нее тоже не было сноровки. Но Хана лишь улыбалась, с любовью вглядываясь в профиль девочки.

Кэйсаку задержался в Токио. Однажды ночью, за два дня до его предполагаемого возвращения, в Масаго-тё раздался междугородный звонок. Телефон долго надрывался в притихшем доме, перебудив всех его обитателей. Сердце Ханы тревожно забилось в груди. Она вскочила с постели и опрометью бросилась в коридор. Снявший трубку слуга сказал ей, что звонят из столицы.

– Алло! Это из Токио вас беспокоят, из «Мураки-я». Могу я поговорить с госпожой Матани? Дело в том, что господин Матани…

– Алло! Это госпожа Матани. Что с моим мужем?