Киномания

— Творческой? Боюсь, что вы ошибаетесь. Как я уже говорил, наша подготовка ограничивается технической стороной дела. Освещение, съемка, монтаж. В особенности монтаж. А в последнее время и некоторые специальные эффекты. Мы полагаем, что на эти профессии всегда будет спрос.

— Но Макс Касл был режиссером.

— Верно. Но это было очень давно. Понимаете, в те времена трудно было даже предположить, что режиссура станет чем-то большим, чем набор технических операций. Поначалу режиссер был такой же нетворческой фигурой, как и оператор. Но очень скоро благодаря таким людям, как ваш мистер Гриффит, его роль выросла, режиссер стал художником.

— А что такого плохого в художественности?

Он ответил, глубоко вздохнув:

— С художественностью приходит и характер. А с характером — непредсказуемость. Темпераментных людей трудно контролировать.

— А вы хотите контролировать ваших учеников? Даже когда они выходят в большой мир и действуют самостоятельно?

Доктор Бикс смерил меня долгим пустым взглядом. Я почувствовал, что у него вырвалось лишнее. Он поправился.

— Только в том смысле, что мы хотим гордиться трудами наших выпускников. Мы хотим, чтобы они соответствовали самым высоким стандартам. Человек вроде герра Кастелла… может стать непредсказуемым.

— И поэтому вы больше не готовите режиссеров?

— Да, уже некоторое время, и главным образом из-за того, что случилось с герром Кастеллом. Но вопрос обсуждается уже много лет. Может быть, в один прекрасный день мы снова…

Выйдя из монтажерской, мы миновали дверь с маленьким окошком в ней. В окошко я увидел затемненную комнату, темноту которой прорезал луч проектора, направлявшийся к невидимому мне экрану. Я спросил доктора Бикса — нельзя ли мне войти. Он взвесил мою просьбу.

— Вы говорите по-немецки? — спросил он.

— Нет.

— Тогда, боюсь, вам будет там скучновато. Впрочем…

Он провел меня к другой двери, которая открывалась в проекционную будку, где с проекторами работал священник. Впереди был небольшой зал, в котором сидели несколько десятков учеников. Урок был в самом разгаре. Я не понимал ни слова, но узнал фильм, о котором шла речь. На экране перед собой я увидел дерганые покадровые движения маленькой Ширли Темпл и Билла Робинсона. Это был отрывок из фильма «Самый маленький мятежник» ^{260}, эпизод, который часто воспроизводится в работах по истории кино и на киноплакатах — непреходящая голливудская икона. Клер, вовсе не будучи поклонницей Ширли Темпл, как-то раз показала этот фильм в «Классик», воздавая тем самым должное Робинсону; к показу она подготовила эссе, в котором описывала, что приходилось терпеть от студий даже лучшим чернокожим талантам. Робинсон и Ширли без музыки, отбивая чечетку, поднялись по короткому лестничному пролету, развернулись и в ритме степа спустились вниз. Потом экран потемнел, а еще через секунду эпизод начался заново — пленка была заправлена в проектор петлей. Как и в монтажерской, здесь этот внешне ничем не примечательный эпизод, длиной не более минуты при нормальной промотке, изучался во всех подробностях. Священник, который вел урок, показывал на те участки экрана, где я не видел ничего особо интересного. По его указаниям киномеханик время от времени высветлял изображение или погружал его в полную темноту.

Во время этих манипуляций я заметил игру света и тени на заднем плане за фигурами Ширли и Боджанглеса; казалось, эта игра подчеркивает контраст между белокурой маленькой девочкой и стариком-чернокожим. Ключевым в эпизоде явно был момент, когда два актера разворачивались наверху лестницы и начинали спуск. Эти несколько секунд повторялись снова и снова, а священник живо объяснял важность этих кадров. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что несколько учеников рассматривают экран через саллиранды. Но даже и без этого инструмента после четырех-пяти покадровых прокруток я почувствовал что-то необычное — опускающаяся тень между девочкой и стариком. Она упала на яркое световое пятно на темном глянцевом лбу Билла Робинсона, а потом как-то странно покатилась к Ширли.

Я был неплохо знаком с тайными приемами Макса Касла, а потому сразу же подумал, что он вполне мог в одном из фильмов использовать нечто подобное или позволить сделать это близнецам Рейнкингам. Конечно же, я не мог без внимательного изучения сказать, чтоскрывается за видимыми мне изображениями, но учеников здесь явно обучали тому же искусству, которое преподавали Каслу за два поколения до них. И еще кое-что. Как и почти всегда при просмотре касловских фильмов, я почувствовал смутное беспокойство, отвращение, которое начисто разрушало невинность и добрый юмор, заложенные режиссером в эти кадры. Такого рода чувство никак не вязалось с героинями Ширли Темпл.

Я наклонился к доктору Биксу и вполголоса спросил у него:

— В этом фильме тоже участвовал кто-то из ваших выпускников?

— Да.

— Видимо, тоже классика?

Он улыбнулся в ответ.

— Если знаешь, что нужно искать.