— Многие члены вашей церкви не одобряют Касла. Почему?
— Не знаю. Наверно, из-за его непослушания.
— В чем?
— Он хотел показывать вещи, которые не должен был показывать.
— Например? — Он не ответил, — Но вам все равно нравятся его работы?
Торжественным тоном:
— Он был пророком.
— Пророком? Хотя и непослушным?
— Да. Потому что его фильмы говорят правду.
— Вы когда-нибудь слышали о саллиранде?
— Не-а. Что это?
— Это то, что Касл называл мультифильтром.
— Ах, так. Откуда такое название?
— Просто придумал такое. Так у вас есть саллиранд?
— Не-а.
— Нет?
— Я им не пользуюсь. Им пользуются монтажеры, а не я.
— А вы им
— Пользовался раньше. А теперь мне больше не надо.
— Почему?
— Мне ничего не надо прятать. Весь этот секс и кровь — их теперь можно показывать. Людям все равно. Им это нравится.
— Но в «Недо-недо» ведь были скрытые вещи? В начале, когда на экране темно?
— Да. Это вставили монтажеры. Я не хотел. Худшее — потом. И я его просто показал.
— Как вы думаете, мне можно попользоваться мультифильтром? Это помогло бы мне в исследованиях фильмов Касла.
Он смерил меня подозрительным взглядом.
— Вам нужно спросить у брата Юстина.
— А вы мне не можете достать?
— Мне это не разрешается.
Как-то раз я встретился с Саймоном в маленькой комнатке при студии, где он жил. Это был погруженный в полумрак и захламленный чуланчик; шторы на окнах никогда не поднимались, солнечный свет сюда не проникал. Два окна были заделаны вкривь и вкось приклеенными постерами, вырезками, фотографиями… образами, которые вдохновляли его воображение. Большинство постеров рекламировали фильмы или рок-концерты, в особенности выступления «Вонючек». Там были также художественные репродукции, и некоторые из них я узнал. Фигуры из «Страшного Суда» Микеланджело, несколько копий Блейка, а также Босха и Брейгеля. Много было произведений поп-арта, а еще несколько непривлекательных картинок в стиле комиксов. Оказалось, что это наброски самого Саймона: странные и обычно непристойные анатомические изображения, монстры, диковинные совокупления, искаженные мукой лица.
Комната была завалена книгами, но не считая нескольких религиозных брошюр это были комиксы — сплошная кровища и порнография. Вообще-то они называются «комиксы для взрослых», но главные их потребители — подростки, и в первую очередь неуравновешенные мальчишки. Было там и несколько коробок, набитых журналами с самым откровенным порно.
— А у вас есть любимые книги? — спросил я.
Не без смущения Саймон сообщил мне то, что я уже знал:
— У меня трудности с чтением.
Однако если ему было нужно, он вызывал учеников из школы, и они читали ему вслух. И что же он просит их почитать? Казалось, он не хочет отвечать, даже раздражается.
— Вы можете меня не бояться, Саймон, — увещевал я его.
Он подошел к шкафчику и откуда-то из его глубин выудил книгу. Он протянул ее мне как некую драгоценность. В первый и единственный раз Саймону удалось пробудить во мне симпатию. Это было дешевое, в мягком переплете издание «Волшебника страны Оз». Ее так часто листали, что страницы пришлось склеивать липкой лентой.
— Я ее тоже люблю, — признался я.
Когда он услышал это, на его лице появилась улыбка, а потом он печально добавил:
— Ей не нравится, когда ученики читают мне «Волшебника».
— Кому?
— Сестре Елене. И другим преподавателям тоже.
— Почему?
— Она говорит, это большая ложь.
— Вот как?
— Она говорит, что эта книга учит детей лживым вещам.
— Но это же сказка.
— Да, сказка. Но там все заканчивается хорошо.
— Сестра Елена против этого возражает?
— Угу. Наверно, она права.
— Вы так думаете?
— Да. Но… — Он перешел на виноватый шепот, — Иногда мне нравится, когда все в книге кончается хорошо.
— А фильм этот вы видели?
Он усмехнулся.
— Мне он не нравится.
— Не нравится? Почему?
— Глупый фильм. Вовсе не страшный. Для совсем маленьких. Я мог бы сделать гораздо лучше.
— Вы никогда не хотели сделать его римейк?
— Да, хотел. Я все время об этом думаю.
— Правда?
Мы немного поговорили об этом. Скоро я понял, что на уме у Саймона было нечто до крайности мрачное и максимально жуткое в изобразительном плане. Все маленькие страшилки из книги он хотел подать как омерзительные ужасы, а Железный Дровосек, Страшила и Трусливый Лев приобретали у него пропорции вагнеровских героев. Слава богу, подумал я, никто никогда не профинансирует такой проект. Но хуже всего — меня это и вправду зацепило, как удар ниже пояса, — что Дороти у Саймона умирала в конце книги. И не самой легкой смертью. Она была призвана по-катарски символизировать трагическую судьбу человечества, преследуемого злым Богом. Перед моим мысленным взором возник такой образ: Джуди Гарленд, как Христос, распята на кресте. Это было уж слишком.
— Да бросьте, Саймон! Я не верю, что вы это серьезно. Неужели вы и вправду хотите убить Дороти — героиню?
— Конечно. Как Джанет Ли в «Психозе». И Тото. По крайней мере, сестра Елена говорит, что этот фильм должен заканчиваться именно так. А Злая Ведьма и Волшебник продолжают борьбу… и мы не знаем, кто победит.