Киномания

У меня наступили летние каникулы, и я отправился во Францию. Предупрежденный Клер, я не рассчитывал на то, что встреча с Сен-Сиром пройдет гладко. Мне не хотелось, чтобы моя поездка превратилась в нечто подобное интеллектуальным ордалиям, а потому я заложил в бюджет недельку фривольной парижской жизни со множеством впечатлений и развлечений. Если бы даже я выделил на все это целый год, то и тогда прелести всех красоток великого города не смогли бы компенсировать того, что произошло. Даже если ты ждешь, что с тобой обойдутся как с грязью под ногами, пережить такое отношение к себе не очень-то просто. Но мне некого было винить, кроме себя, – сам напросился на это унижение. После трех просительных звонков Сен-Сиру я был удостоен короткой аудиенции в кафе, в котором, как я догадался, он регулярно устраивал приемы. Во время каждого из трех звонков он пытался тараторить так, чтобы я ничего не понял, но мой французский оказался на высоте. Может быть, по впечатлило его, а может быть, сыграли роль мои постоянные ссылки на Клер. Наконец он сдался и согласился выкроить несколько минут в своем плотном расписании. Но и после этого он заставил меня ждать его в кафе больше часа, а появившись, не извинился.

Готовясь к этой встрече, я разузнал, что Сен-Сир возглавляет мятежную интеллектуальную группировку во французском киносообществе – новейшее скандальное направление. Такие течения во Франции возникали и исчезали с завидной регулярностью – все более дерзкие, а нередко и более невразумительные. Хотя я за этот краткий срок и успел прочесть немало о новом направлении, мои представления о том, что же являет собой нейросемиология, были довольно жалкими; все, что я вынес, – это профессиональный жаргон в окружении цифр. Сен-Сир подвел под свои работы необычную исследовательскую базу. Он получил медицинское образование, специализировался в нейрологии, о чем и свидетельствовали его научный язык, а также склонность к компьютерным расчетам. Прочтите три абзаца любого нейросемиологического труда, и вы окажетесь в сферах, к кино никакого отношения не имеющих. Ни тебе разбора игры, ни разговора о сценарии. Но зато можно многое узнать о лягушках. Или голубях. Или обезьянах. О том, как у них устроено зрение. Изредка упоминаются и существа человеческие.

По глубокомысленному стилю творений Сен-Сира я предполагал, что он гораздо старше или, по крайней мере, выглядит гораздо старше. Оказалось, что на вид ему не больше тридцати пяти. В остальном он был интеллектуальной культовой фигурой до мозга костей: надменность, непререкаемость, нескрываемая презрительность. Даже невысокий росточек придавал его фигуре что-то наполеоновское. Он, конечно же, был при бороде, в помятой одежде и в сопровождении свиты поклонников из четырех студентов – трех юношей и одной удивительно хорошенькой девушки.

Пригласив его за свой столик, я преподнес ему экземпляр моей музейной брошюры, напоминая о верительных грамотах. Да, он получил мою книгу. Словно стряхивая крошки со столика, он пододвинул мой дар одному из своих студентов, презрительно шмыгнув при этом носом.

– Эта фильмография может пригодиться, – прокомментировал он.

Видимо, имелось в виду, что остальную часть моей работы можно предать забвению. Но я пришел, исполненный решимости вести себя почтительно. Я улыбнулся и поблагодарил его за этот пинок.

Потом мы поговорили о Клер, к которой он проявил неподдельный интерес.

– Она теперь пишет для капиталистической прессы? – спросил он.

– Для «Нью-Йорк таймс».

– Ей явно неплохо платят. А как насчет пролетарского театра в Калифорнии – она с этим покончила?

– Пролетарского театра?

– Она там показывала фильмы.

– Вы имеете в виду «Классик»? Нет, он по-прежнему работает. Им руководит ее приятель Дон Шарки. Только он не очень-то пролетарский.

– В Америке, – обратился он к своим студентам, – дела так и обстоят. Культура – это супермаркет. Интеллектуалы как товар выставляются для продажи на полки, если только у них правильный запах. Шоколад, ваниль, тутти-фрутти. Но вкус у них у всех одинаковый.

– Ну, я думаю, к Клер это не имеет отношения, – возразил я, хотя и слабо.

Сен-Сир обратил на меня усталый взгляд, давая понять, что считает бессмысленным обсуждение таких вопросов с подобными мне. Но он сделал мне крупную уступку.

– У Клариссы, безусловно, гибкий ум с учетом ее женской ограниченности. К несчастью для нее, эпоха эстетов в киноведении подошла к концу. Критики, историки, ученые – им больше нечего сказать.

У меня не было никакого желания оспаривать эти непререкаемые словоизлияния, а потому я быстро перешел к делу.

– Вы познакомились с большим числом касловских фильмов? В вашей работе упоминаются только два.

– Только два я и видел.

– Только два?