Киномания

Что я смотрел? И откуда эта ритуальная увлеченность публики? Местом действия была закусочная – типичный «Макдональдс», – происходило все, что обычно происходит в подобных местах. Люди заказывали, ели. Улыбчивые юнцы за прилавком обслуживали. Крупные планы, приближавшие к вам эти лица до жестокости, до искажения близко, демонстрировали огромные носы, желваки щек, перед вами проходил ряд идиотских молодых лиц, явно отобранных как типичные примеры слабоумных уродцев. Прыщавая кожа, кривые зубы в изуверских ортодонтических скобах, смотрящие в разные стороны глаза за толстенными линзами очков. На всех лицах улыбки во весь рот – нелепые, застывшие. Потом я увидел: их губы удерживаются с помощью скотча.

Посетители ресторана имели не менее гротескный вид, особенно основная группка – отец, мать, четверо или пятеро детишек, на всех надеты поросячьи пятачки, и все уминали еду прямо-таки в свинских количествах. Кинодейство состояло из быстрых, ритмических движений и кадров нормальной скорости; музыка то неудержимо ускорялась, то замедлялась до темпа картинки. Я сразу же уловил юмористический заряд фильма – тут все было сказано в лоб. На выходе из ресторана посетителей, которые дожевывали пищу на ходу, подстерегали жестокие монстры в кожаных фартуках и сапогах. На них были маски с уже знакомой улыбкой и значки с надписью «Всех благ». Посетителей забили топориками, утащили прочь и разложили на столах в кухне, где их – или тщательно изготовленных манекенов – принялись в быстром темпе рассекать, разделывать, пропускать через мясорубки и готовить. Вся кухня была залита кровищей, очень похожей на настоящую, всюду валялись потроха, купленные, как я полагал (или надеялся), в мясном отделе магазина. Наконец приготовленные останки подавались новым посетителям, которые входили и делали заказы, разглядывая меню у себя над головой; тем временем один из мальчишек-служащих, рискованно устроившись на приставной лестнице, дописывал в меню новые позиции, выкрикиваемые ему с кухни. То был этакий тошнотворный списочек на уровне воображения старшеклассника. Глазбургеры. Жареные ушки. Мозглянка.

Малыши из поросячьей семейной группки требовали еще и еще, подбегали к прилавку, подпрыгивали, пока не получали желаемого. И возвращались они, конечно же, неся булочки с глазками, ушки в бумажных стаканчиках и другие штучки такого же мерзкого свойства. От этого фильма, снятого со всеми подробностями, просто выворачивало наизнанку. Но действие развивалось живо и точно, и я, невзирая на всю свою предвзятость, начинал чувствовать его сатирическую мощь. Если бы Мак Сеннет не был связан всевозможными запретами, то он именно так и показал бы великий американский пир каннибалов. Никого в ресторане не волновало, что ему подают, все жадно пожирали легко узнаваемые части и органы человеческого тела; наевшись, они спешили к двери, где их ждали монстры с топориками. А тем временем у кассы менеджер, которого играл необъятный подросток с усами и носом Граучо, пересчитывал огромные пачки денег. У фильма была какая-то ускоряющаяся комедийная пластика, от которой все натуралистические подробности казались сюрреалистическими, но тем не менее исполненными язвительности.

Концовка была достаточно предсказуемой и довольно вялой. Поросята, чей аппетит утолить невозможно, заказывают очередную порцию глазбургеров, но все припасы на кухне к тому времени кончаются. Мерзкие маленькие обжоры закатывают жуткую сцену – сучат ручками, катаются по полу; родители спешат к ним и присоединяются к действу. Тут вмешивается менеджер. Он что-то спрашивает у малышей и с их одобрения вызывает двух монстров в окровавленных фартуках – эти тут же начинают разделывать папочку и мамочку. Ненасытные детишки в нетерпении потирают ручки. Через мгновение им подают блюдо, а в меню уже вписаны два новых названия: Мак-па и Мак-ма. Со всех сторон в ресторан устремляются детишки, они тащат за руки родителей, требуют всяких вкусностей. Поросята едят с аппетитом, поглаживают животики и удовлетворенно усмехаются. Монстры начинают окружать родителей, оттесняя их к кухне. На кухне вовсю идет разделка, и тут фильм заканчивается старомодным диафрагмированием.

К концу я стал разбирать некоторые слова на звуковой дорожке. Они произносились лающими, агрессивными голосами.