Киномания

– Класс, старик! На это у любого встанет. Но я тебе скажу, звук надо помощнее. Херово оглушает.

Сифилис сидел, откинувшись к спинке; он глубоко затянулся и произнес свой вердикт:

– Это эпос. Настоящий, в жопу, эпос.

А Шарки, конечно же, был уверен, что мы видели «классику».

Я взглянул на Жанет, а она посмотрела на меня; глаза у нее были пусты и широко открыты, на лице выражение человека, выжившего в автомобильной катастрофе.

– Ты все еще хочешь брать интервью? – спросил я.

Она, не отвечая, продолжала смотреть на меня. Я повторил вопрос, но тут же понял, что она меня не слышала. Она ждала, когда в ее ушах прекратится грохот.

Брат Юстин суетливо встал и быстро переместился ко мне.

– Ну, что вы думаете, профессор? – В нескольких рядах впереди повернул ко мне свое напряженное белое лицо Саймон – немое, но требовательное эхо того же вопроса.

Это требовало от меня хорошо выверенного ответа. Никаких крайностей. Мне еще нужно было кое-что выведать у этих людей. И тем не менее я не хотел откровенно лгать, когда рядом со мной сидела Жанет. Правда, у меня еще не сложилось определенного мнения. С одной стороны, отвращение. С другой – восхищение.

– Что я могу сказать… конечно, равнодушным не оставляет. Я еще не успел собраться с мыслями.

– Но как вам показалось – сильно, захватывающе? – Зубастая улыбка брата Юстина надвинулась на меня.

– Несомненно, захватывающе. – Стараясь выиграть время, я задал вопрос, который мучил меня на протяжении всего фильма. – А из каскадеров никто не был травмирован?

– Из каскадеров? – Этот вопрос застал брата Юстина врасплох. Он нетерпеливо взглянул на Деккера.

– Вообще-то мы обходились без каскадеров, – ответил Деккер.

Саймон попытался поправить его замечание.

– Кроме сцен с о-о-о…

– Ах, да, – вмешался Деккер. – Кроме тех сцен, где был огонь. Во всех остальных случаях мы просто приглашали статистов, которые были на площадке. Один из наших многих способов экономии.

– Статистов? – Как это непрофессионалы соглашаются так рисковать жизнью, спрашивал я себя.

– Велосипедистов, самокатчиков, мотоциклистов и всяких таких психов – их много ошивается по уикендам в той части пустыни. В Барстоу^{312} и вокруг него. Они были счастливы сняться в одном из фильмов Саймона.

– Дай им пару раз затянуться, они тебе хоть в грузовик вмажутся, – с подленькой улыбкой пояснил Сифилис, – У них жопа вместо головы. Помните того идиота, который пробежал через дробилку? – Его спутники в ответ издали вой. – Мы ему сказали, что на другом конце его ждет фунт мериджейн.

Брат Юстин, недовольный тем, что мы уклонились от темы, вернулся к своим вопросам.

– Как вы думаете, этот фильм будет иметь успех?

– Успех? В каком смысле?

– Сможет ли он завоевать более широкую аудиторию для Саймона?

Я постарался, чтобы он не услышал сожаления в моем ответе.

– Да, пожалуй.

– Хорошо. – Это его порадовало, – Понимаете, мы много вложили в его производство. Гораздо больше, чем в другие картины Саймона, которые по замыслу предназначались для ограниченной аудитории. Мы надеемся, что этот фильм…

– Это настоящий прорыв, – заверил его Шарки. – Он пойдет первым экраном – нет вопросов.

У Бобби Сифилиса нашлась глубокая мысль.

– Именно этого и ждал мир. Quid pro quo[40].

Но брата Юстина явно больше интересовало мое мнение. Я попытался напустить на себя профессионально-объективный вид.

– Я, конечно же, не специалист по киномаркетингу, но я бы сказал, что у вас неплохие шансы попасть в некоторые первоэкранные кинотеатры больших городов. Фильм хорошо сделан, да и жанр этот сейчас популярен. Конечно, видимо, потребуется кое-что вырезать…

Саймон ухватился за это слово:

– В-в-в-в…

Я напустил на лицо сочувствующее выражение.

– Там есть несколько эпизодов, которые неприемлемы для среднего зрителя. Нет, сделаны они прекрасно… я хочу сказать – убедительно. Но фильм у вас длинный, так что некоторое сокращение ему не повредит. И потом он очень громкий.

– Чо это он такое говорит? – спросил Трахарь, обращаясь ко всем сразу.

– Он говорит, что фильм слишком громкий, – выкрикнул Сифилис – эта мысль вызвала у него смех.

– Херня это все! – возразил Трахарь, бросив на меня взгляд, полный агрессивного презрения. – Нужно, чтобы ухи закручивались. Мы можем усилить до ста двадцати децибел – легко.

– И чтобы меня не вырезать, – подала голос Давалка.

Она имела в виду эпизод, где исполняла главную роль – жертвы, которую «отпялили» всем племенем. Я смотрел этот эпизод с особенным вниманием. К моему удивлению, сцена не производила тяжелого впечатления главным образом потому, что ни здесь, ни в других частях фильма никто из персонажей не выглядел по-человечески, а значит, не пробуждал сочувствия. Как и все недо-недо, Давалка была похожа на какого-то обезьяноподобного недоумка. И тем не менее сцена с ее участием, на мой взгляд, была первым кандидатом в корзину, хотя бы только потому, что органы совокупления оставались узнаваемо гуманоидными.

– Но в остальном, – продолжал брат Юстин, – вы считаете, что при условии некоторого мягкого монтажа фильм может вызвать одобрение критики?