Киномания

Я не скрывал своего скептицизма, но спорить дальше не хотел. Не мог себе этого позволить. В тот момент мне вполне хватало сирот с Зума-Бич. Не больше одной секты психов за раз. И кроме того, нужно было решать другие, более насущные вопросы. Как бы ни толковать представление, устроенное миссис Физер (метемпсихоз или просто психоз), здесь возникал вопрос, на который, сколько я мог судить, ответа у Фаустуса не было. Он был убежден, что история катаров – это упражнения в политическом надувательстве, и я не рассчитывал на его серьезное отношение к доктринальным проблемам. А мне сейчас как раз важно было разобраться с вероучением. Я был свидетелем смерти – или чего-то очень похожего на смерть – катара. Я слышал крики боли, видел, как испепелялась плоть. Контакт миссис Физер вполне мог быть разновидностью галлюцинаторной симуляции, но мне он был подан со всей искренностью, как живое воспоминание о страшном историческом преступлении. Даже зная, что ее мучения были только ловкой игрой, взирать на них спокойно я не мог.

Это заставило меня задуматься. Когда-то семь веков назад другие люди стояли и смотрели на нечто безусловно реальное, с одобрением взирали на происходящие ужасы. Что это за теологические разногласия, которые могут подвигнуть людей на такую жестокость, ослепить их вплоть до полного безразличия к чужим страданиям? И даже больше: что сказать о жертвах, и на костре возносивших молитвы богу, поклонение которому принесло им только издевательства и гибель? Что за вера поддерживала их? Мне не нужны были чисто схоластические ответы на эти вопросы. Я не сомневался: убеждения, которыми некогда прониклись катарские мученики, ожили снова в фильмах Макса Касла, и лучшие качества фильмов коренились именно в этих убеждениях. Я совершил бы предательство по отношению к Каслу, если бы не рассматривал учение его церкви со всей серьезностью, какой оно заслуживало.

Но сделать это было нелегко. Мой разум просто не желал настраиваться на теологические раздумья. И вовсе не потому, что я не понимал услышанного или прочитанного. Но в конце передо мной вставал все тот же вопрос: Ну и что? Даже когда речь шла о главной доктрине катаров, я оставался ни с чем. Duo sunt. Один бог или два – да какое это может иметь значение для кого-то, кроме религиозных фанатиков давно, по счастью, ушедших времен? Неужели такие штуки могут заботить кого-то из современных людей, я уж не говорю о таком продвинутом мастере, как Макс Касл? Физеры на свой неумелый лад пытались объяснить. «Если bonum – это дух, то malum – это плоть. Сама плоть…» Я так и сяк крутил в голове их речи, пытаясь выжать из них хоть какое-то рациональное зерно. Я проштудировал несколько работ по дуализму тела и разума, но и после этого неизменно пребывал в убеждении, что все эти мудрствования – дела давно минувших дней, и место им – под стеклом в музее философии. И вот в тот момент, когда мой разум от напряжения был готов вообще отключиться, ко мне пришли нужные слова, воспоминание о том, кто вроде бы совсем не годился на роль толкователя Макса Касла… об ошалевшей от наркотиков полоумной девчонке, которую я начисто забыл.

Но я хочу рассказать обо всем по порядку.

Долгие недели я мучился, пытаясь понять смысл Великой ереси; я набрасывал заметки, а некоторые из них мне пришлось переформулировать несколько раз, прежде чем мне открылось их значение. И вот как я пришел к этому…

Бог Света и Бог Тьмы все еще в состоянии войны… где? Внутри нас, внутри каждого из нас. Их борьба = борьба плоти против духа. Бог Тьмы = Бог тела… этого грешного тела, грязной, смертной оболочки неуправляемых аппетитов и нечистых желаний. Бог Света – Бог духа, заключенного в теле… искра божественности, похороненная в нашей порочной плоти. Катары – союзники Бога Света, они – ненавистники тела… они хотят освободить эту искру, чтобы плоть больше никогда не марала ее…

На этом, помнится, я прервал записи. Потому что меня словно обожгло воспоминание о фильме, который и ввел в мою жизнь Каста. «Иуда в каждом из нас». Но самое главное, я вспомнил замечание прихиппованной подружки Шарки (как ее звали – Шеннон?); мы сидели под впечатлением от увиденного, а она обронила эти слова.

Этого достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь отвадить вас от секса.

Мы почувствовали, что сказано в самую точку, хотя в то время никто из нас – ни Клер, ни Шарки, ни я – не понимали почему. Я вспомнил не только эти слова, но и мои собственные чувства в тот день – тогда впервые у меня и возникло мурашками расползающееся по всему телу ощущение чего-то нечистого.