Киноповести

– В шахматы тоже учись, Виктор. Попадешь в какую-нибудь компанию: кто за бутылку, кто разные фигли-мигли с женским полом, а ты – раз за шахматы: «Желаете?» К тебе сразу другое отношение. У тебя по литературе как?

– Трояк.

– Плохо. Литературу надо назубок знать. Вот я хожу пешкой и говорю: «Е-два, Е-четыре, как сказал гроссмейстер». А ты не знаешь, где это написано. А надо бы знать. Двигай.

Витька походил пешкой.

– А зачем говорят-то: «Е-два, Е-четыре…»? – спросила мать, наблюдая за игрой.

– А шутят, – пояснил дядя Володя. – Шутят так. А люди уже понимают: «Этого голой рукой не возьмешь». У нас в типографии все шутят. Ходи, Виктор.

Витька походил фигурой.

– А вот пили-то, – поинтересовалась мать, – жена-то как же?

– Жена-то? – дядя Володя задумался над доской: Витька сделал неожиданно каверзный ход. – Реагировала-то?

– Да, реагировала-то?

– Отрицательно. Из-за этого и разошлись, можно сказать. Не только из-за этого, но большинство из-за этого. Вот так, Витька! – Дядя Володя вышел из трудного положения и был доволен. – Из-за этого и горшок об горшок у нас получился.

– Как это? – не понял Витька.

– Горшок об горшок-то? – дядя Володя снисходительно посмеялся. – Горшок об горшок – и кто дальше.

Мать тоже засмеялась.

– Еще рюмаху, Владимир Николаич?

– Нет, – твердо сказал дядя Володя. – Зачем? Мне и так хорошо. Выпил для настроения – и будет. Раньше не отказался бы. Я ведь злоупотреблял…

– Вы говорили уже. Не думаете сходиться-то? – вдруг спросила мать.

– С кем, с ней? Нет, – твердо сказал дядя Володя. – Дело принципа: она мне параллельно с выпивкой таких… вещей наговорила… Я, по ее мнению, оказываюсь «тоскливый дятел».

Мать и Витька засмеялась. Но мать тотчас спохватилась.

– Что же это она так? – сказала она якобы с осуждением той, которая так образно выразилась.

– Сильно умная! – в сердцах сказал дядя Володя. – Пускай теперь…

Пока дядя Володя волновался, Витька опять сделал удачный ход.

– Ну, Виктор!.. – изумился дядя Володя.

Мать незаметно дернула Витьку за штанину – уступи, мол. Витька протестующе дрыгнул ногой – он вошел в азарт.

– Так, Витенька… – дядя Володя думал, сморщившись. – Ты так? А мы – вот так!

Теперь Витька задумался.

– Детей-то проведуете? – расспрашивала мать.

– Проведую. – Дядя Володя закурил. – Дети есть дети. Я детей люблю.

– Жалеет сейчас небось?

– Жена-то? Тайно, конечно, жалеет. У меня сейчас без вычетов на руки выходит сто двадцать. И все целенькие. Площадь – тридцать восемь метров, обстановка… Сервант недавно купил за девяносто шесть рублей – любо глядеть. Домой придешь – сердце радуется. Включишь телевизор, постановку какую-нибудь посмотришь. Хочу еще софу купить.

– Ходите, – сказал Витька.

Дядя Володя долго смотрел на фигуры, нахмурился, потрогал в задумчивости свой большой, слегка подкрашенный нос.

– Так, Витька… Ты так? А мы – так! Шахович. Софы есть чешские… Раздвижные – превосходные. Отпускные получу, обязательно возьму. И шкуру медвежью закажу…

– Сколько же шкура станет?

– Шкура? Рублей двадцать пять. У меня племянник часто в командировку в Сибирь ездит, закажу ему, он привезет.

– А волчья хуже? – спросил Витька.

– Волчья вообще не идет для этого дела. Из волчьих дохи шьют. Мат, Витя.

Дождик перестал, за окном прояснилось. Воздух стал чистый и синий. Только далеко на горизонте громоздились темные тучи. Кое-где в домах зажглись огни.

Все трое некоторое время смотрели в окно, слушали глухие звуки улицы. Просторно и грустно было за окном.

– Скоро зима, – вздохнула мать.

– Это уж как положено. У вас батареи не за… Хотя у вас же печное! Нет, у меня паровое. С пятнадцатого затопят. Ну, пошел. Пойду включу телевизор, постановку какую-нибудь посмотрю.

Дядя Володя надел у порога плащ, шляпу, взял портфель…

– Ну, до свиданья.

– До свиданья.

– Виктор, а кубинский марш не умеешь?

– Нет, – сказал Витька.

– Научись, сильная вещь. На вечера будут приглашать. Ну, до свиданья.

– До свиданья.

Дядя Володя вышел.

Через две минуты он шел под окнами по тротуару, осторожно обшагивая отставшие доски, – серьезный, сутуловатый, положительный.

Мать и Витька проводили его взглядами… И долго молчали.

– Так это что же, – не скрывая изумления заговорила мать, – он так и будет ходить теперь? Чего же ходить-то?

– Тоже ж… один кукует, – сказал Витька. – Вот и ходит. Гнать его в три шеи!

– А?

– Так и будет ходить. А чего ему?

Мать все никак не могла понять:

– Нет, так чего же тогда ходить? Нечего и ходить тогда.

Витька о чем-то вдруг задумался.

Дня через два они с Юркой решили одну хитроумную задачу. Волновались, спорили.

Тут же, в избе, у порожка, старик Наум налаживал улей.

– Если тут вот подпилить, он здесь наступит – она только вон где сработает. Она же не достанет его. – Так рассуждал умный Юрка.

– Почто не достанет?

– А рычаг-то вот где! Вот – нога наступила, а вот – рычаг, а вот аж где голова.

– Ну а как?

– Надо рычаг ближе… И под тротуаром маленько подрыть…

– Кого это там пилить-то собираетесь? – спросил старик.

– Кто собирается? – поспешно сказал Витька. – Никто не собирается.

– Пакостить чего-нибудь надумали?

– Одно на уме! – воскликнул Витька.