Кинжал-22 (ЛП)

Лайкон вышел на пустой участок дороги между нашим строем и итальянскими солдатами и опустился на колени, ощупывая землю. В утреннем свете он мог разглядеть короткую полоску дерева, использованную для изготовления нажимной пластины. Тот был слегка покрыт грязью, но все еще был виден любому, кто его искал. Осторожно, используя только свои пальцы, он раскопал и обнажил часть провода, который вел от замыкателя к обочине дороги, где был зарыт маленький кувшин, наполненный HME^[58]. Используя кусачки для проволоки, которые он носил в переднем подсумке своей разгрузки, Лайкон аккуратно перерезал один из двух проводов, соединяющих спусковой механизм со взрывчаткой.

— Все норм - крикнул он Джо и Энди.

Лайкон проследил за проволокой до взрывчатки и снял детонатор, сделав самодельное взрывное устройство безопасным. Он собрал материал, пока мы продолжали идти последние пятьдесят метров в Лудину. Десантники и гантраки 82-й обеспечивали безопасность на главной дороге, ведущей к разрушенному мосту, их Ma Deuce (на военном сленге обозначающий пулемет 50-го калибра) были наведены на нейтральную зону вокруг Буриды.

— Прошлой ночью мы остановились в этом же самом месте - сказал мне Джек, проходя мимо места, где Ликон откопал маленькую нажимную пластину СВУ.

— Черт.Кто-то из нас мог легко привести эту штуку в действие - ответил я.

— Да, мы были повсюду в этом районе.

Добравшись до двух итальянских солдат, стоящих на страже, команда медленно въехала в Людину, направляясь обратно к перекрестку с четырьмя полосами движения, который мы покинули десятью часами ранее. Итальянцы и бойцы 82-й дивизии вперемешку выстроились вдоль всего маршрута до «Корвета», где нас ждали наши машины.

Оказавшись за стенами деревни, я ослабил бдительность. Убрав руку с цевья моего М4, я опустил оружие на бок. Свободной рукой я расстегнул подбородочный ремень шлема, чтобы немного облегчить головную боль. Когда адреналин, циркулирующий по моему телу, начал уходить, усталость нахлынула, чтобы заполнить эту пустоту. Казалось, что мой рюкзак весит тысячу фунтов и вот-вот повалит меня на землю.

Никто не произнес ни слова, просто молча проследовали до перекрестка и на юг, обратно к «Корвету».

Я был убит горем из-за Роба, с которым уже работали в испанском госпитале в Герате, где его стабилизировали для транспортировки из Афганистана. Рана на голове Роба была тяжелой, и им нужно было доставить его в американский медицинский центр недалеко от авиабазы Рамштайн в Германии.

Я разрывался, скорбя о Робе и одновременно очень гордясь тем, чего мы хотели достичь. Взгляды мужчин, мимо которых мы проходили, говорили сами за себя. Они знали, что нам больно за нашего раненного брата, и знали, как команда охотно пошла сражаться с талибами на их собственной территории. Это был взгляд уважения, сострадания и благодарности. Взгляд, который я никогда не забуду.

С точки зрения морали команда попала в очень мрачное место (very dark place -используется для описания состояния страха и тревоги). В последующие дни начала поступать разведывательная информация, давшая нам лучшее представление о нанесенном нами ущербе. Большая часть информации поступала в режиме реального времени через источники полковника Нордина в северной части долины. В ходе перестрелки было убито от четырех до пяти боевиков; раненые — около трех — были вывезены из долины. Среди раненых был лидер ячейки, который координировал установку самодельного взрывного устройства, в результате которого погиб сержант Фокс, и руководил нападением, унесшим жизни Крамплера и Хьюстона. Он получил единственное огнестрельное ранение в живот. После пяти дней мучений от боли и медленной потери крови он умер. Никакая медицинская помощь не могла бы его спасти. Он лежал там на холодном полу маленькой лачуги, как собака, и умер.

Два или три бойца оставались в Буриде в течение следующих нескольких дней, чтобы попытаться удержать то, что осталось от их линии фронта. В конечном счете их жизни были оборваны парой ракет FGM-148 Javelin, которые были выпущены десантниками 82-й с аванпоста АНА в Алказае, уничтожив последние остатки ячейки талибов в Буриде.

Команда каждый день ждала новостей о состоянии Роба. Его перевезли из Германии в военно-морской госпиталь в Бетесда, Мэриленд^[59], где его семья могла быть рядом с ним. Новости о Робе приходили к нам ночью, и тот, кто в это время дежурил по радио в ТОЦ, записывал информацию на доске, которая висела на стене. На четвертое утро напечатанное сообщение гласило: «Роб открыл глаза».

На краткий миг, читая эти слова, я подумала, что, возможно, еще есть надежда увидеть Роба еще раз. К сожалению, это был мимолетный момент; Роба временно вывели из медикаментозной комы, чтобы оценить его состояние сознания. Доктор сказал, что его тело было живым, но то, что делало Роба тем, кто он есть, исчезло.