Кинжал всевластия

Пожалуй, ей больше нравилось, когда они сидели друг напротив друга в библиотеке или в кафе и он говорил. Катя смотрела тогда на его лицо – такое красивое, с правильными выразительными чертами. Он был невысокого роста, но отнюдь не хлипкий, а за внешней мягкостью просматривался твердый стержень.

Алексей слегка пошевелился, почувствовав ее взгляд, и Катя поскорее отвела глаза, как будто делала что-то предосудительное, и не хотела, чтобы он застал ее за этим занятием.

С другой стороны от нее сидела пара средних лет, мужчина с бородкой, одетый скромно, но аккуратно, с ним дама – в дорогом костюме, с гладкой прической, чем-то похожая на Киру Леонидовну, только эта выглядела не такой строгой.

По тому, как они слушали, Катя поняла, что эти двое любят музыку так же, как она, то есть в филармонии они частые, если не сказать постоянные, гости. И тем не менее рука мужчины накрывала женскую, он улыбнулся своей даме ласково, в ответ она едва заметно прижалась к его плечу. И снова замерла, слушая пианиста.

Кате вдруг захотелось, чтобы Алеша сделал так же, чтобы его рука накрыла ее руку, чтобы он обнял ее и привлек к себе, хотя, несомненно, это вызвало бы у любителей музыки некоторое удивление. В филармонии такое поведение не принято.

Но ведь и в других местах ее спутник ведет себя слишком корректно. Против воли в Катину голову полезли мысли.

Ну, понятное дело, в библиотеке ничего такого нельзя себе позволить, страшно себе представить, что скажет Кира Леонидовна, если застанет их с Алексеем обнимающимися в читальном зале! Но в кафе, где кругом множество таких же парочек, которые смеются, обнимаются, едят друг у друга с тарелки, можно было бы вести себя более вольно.

Или возле подъезда, когда Алеша провожает ее домой, он не только не делает попыток ее поцеловать, а даже руку не пожмет. Не погладит по щеке, не прижмется к волосам, не шепнет ласковое словечко на ушко, так чтобы Катя чувствовала его теплое дыхание.

Катя и сама не знала, откуда у нее, такой всегда сдержанной, благовоспитанной особы, вдруг появились такие легкомысленные мечты, и покосилась на Алешу – вдруг он проникнет в ее мысли, и его отношение к ней изменится!..

А еще… еще он никогда не делает поползновений зайти к ней домой. А Катя боится его пригласить, потому что не знает, как себя вести в случае отказа. Нет, разумеется, такое приглашение должно исходить от женщины, Алеша очень вежливый человек и никогда сам не станет напрашиваться. Но Катя все никак не решается. Если бы он хоть как-то дал понять, что к ней чувствует…

Хотя… если бы Катя ему не нравилась, для чего тогда проводить вместе столько времени?

Катя едва заметно вздохнула. Ей совершенно не с кем посоветоваться. Дядька в таких тонких материях не разбирается, как и все мужчины, поэтому не стоит и пытаться посвятить его в их с Алексеем сложные взаимоотношения.

От таких мыслей Катя почувствовала легкий озноб. После ремонта в Большом зале филармонии на концертах стало прохладно. Она пошевелилась, обхватила себя руками и решила не думать, а слушать музыку.

Но сосредоточиться на Патетической сонате никак не удавалось. Кате казалось, что кто-то смотрит ей в затылок, смотрит упорно и пристально. Она откинулась на спинку кресла, потом поерзала немножко, потом осторожно оглянулась. И поймала взгляд женщины – очень взволнованный, почти горящий. Поймала на долю секунды, потому что дама тут же прикрылась программкой.

Катя пожала плечами. Женщину она увидела мельком, но все же достаточно, чтобы понять – она ее не знает, никогда в жизни с ней не встречалась. Показалось, наверное, что та смотрела именно на нее, Катю. А что взгляд горящий, то, верно, музыка так на человека повлияла, с меломанами такое случается.

Пианист закончил Патетическую сонату. Зал взорвался аплодисментами. Катя хлопала вместе со всеми и расстраивалась – сегодня она невнимательный слушатель, почти все пропустила. Этак не годится, Алеша непременно заметит и перестанет ее уважать.

Пианист заиграл первые аккорды «Аппассионаты». Катя вся обратилась в слух, готовясь воспарить вслед за музыкой, раствориться в ней полностью, до самой глубины.

Но не получалось. Казалось, что в затылок дует ледяной ветер, а в спину между лопаток врезается электрическое сверло.

«Что со мной? – думала Катя. – Наверно, я заболеваю. Озноб, затылок ломит… Неужели грипп?»

Она представила, как с трудом доползет домой, как встретит ее пустая темная квартира, и некому даже согреть чаю. Ночью она будет маяться от жара в мокрой от пота постели, и никто не оботрет лоб, никто не поможет переодеться в сухое, никто стакана воды не принесет. Стало себя ужасно жалко, так что слезы защипали глаза. Катя вспомнила, что глаза сегодня накрашены, и впала в самую настоящую панику. Сейчас по щекам поползут слезы, смешанные с тушью, оставляя за собой отвратительные темные дорожки.

Господи, советовали же ей девочки покупать водостойкую тушь! Но от нее у Кати аллергия, глаза распухают и становятся красными, как у кролика. А потом нападает чих.