Читаем Кинжал Зигфрида полностью

Воспоминания обдали ее жаром. Особенно о том разговоре в кабинете отца, когда она торжественно вручила жениху ключи от личного сейфа Павла Анисимовича.

Влад наотрез отказался от апартаментов покойного хозяина и занял более скромный кабинет вице-президента. Он перенес сюда свои книги и фотографию Леды в серебристой рамке. Молодая черноволосая женщина смотрела на своего двойника во плоти, радостно улыбалась.

– Мне не до смеха, – сказала ей Леда.

Она включила компьютер, порылась в файлах. Ничего невозможно понять! Ни в чем не разберешься! Ее длинный, покрытый золотистым лаком ноготь попал между клавишами и сломался. О черт! Черт!

В поисках ножниц она начала выдвигать ящики стола, наклонилась, и ее взгляд наткнулся на пластиковую корзину для мусора. Влад привык ставить ее рядом, чтобы, не вставая, выбрасывать мусор – скомканные листы бумаги, ненужные квитанции, салфетки. По-видимому, Влад уехал, а уборщица не успела опорожнить корзину. Он настаивал, чтобы уборка производилась исключительно в его присутствии.

– Любой может шпионить для конкурентов. Хуже того – для разных государственных служб. Твой отец завел такой порядок, а в уме и чутье ему не откажешь.

Леда представила, как Влад убирал на столе перед отъездом, как пил кофе, как скомкал салфетку и бросил ее в корзину. Эти бумажки – последнее, к чему прикасались его пальцы…

Безотчетно она достала из корзины разорванный пополам лист, положила на колени и разгладила. Странная распечатка…

В примыкающей к кабинету комнатке стояли холодильник, кофеварка и шкафчик с посудой. Леда налила себе минералки – стенки стакана вмиг запотели. Она залпом выпила, но ледяная вода не погасила бушующий внутри пожар.

Госпожа Куприянова еще раз внимательно просмотрела порванный лист, вернулась в кабинет и перевернула корзину. На пол высыпался мусор – колпачок от ручки, пара салфеток, тюбик засохшего клея, обломок карандаша, скрепка, магазинный чек – ничего, заслуживающего внимания.

Леда спрятала добытый листок в сумочку и позвонила матери.

– Ты когда-нибудь слышала фамилию Лианозов? – спросила она.

Римма Николаевна долго молчала.

– Слышала или нет?

– Дай мне подумать. Я вспоминаю…

– Профессор Лианозов, – уточнила дочь.

– Профессор? Прости, Ледушка, никакого профессора Лианозова я не помню. Он медик? Мало ли к кому мы обращались в течение жизни.

– Может быть, папа говорил тебе о Лианозове?

– Папа столько всего говорил… Мы прожили вместе сорок лет, и за эти годы…

– Мама! – взвилась Леда. – Это очень важно! Умоляю тебя, подумай. Я сейчас же еду домой.

К ее несказанному удивлению, оказалось, что фамилия Лианозовых звучала в их доме. Хотя мать жаловалась на головные боли и частенько забывала элементарные вещи, ей удалось восстановить в памяти один телефонный разговор отца.

– Я принесла ему травяной чай. Дверь в кабинет была приоткрыта, а Паша говорил громко. Ты знаешь эту его привычку кричать. Он называл фамилию Лианозов. Да! Теперь я не сомневаюсь.

– Что он говорил? – дрожала от нетерпения Леда.

– Ну… Я не подслушивала.

– О господи! Конечно, нет. Просто повтори долетевшие до тебя фразы.

Римма Николаевна покорно закрыла глаза.

– Я услышала… масонская ложа… Париж… Лианозов… – складки на ее лбу разгладились, – Погоди! Отец как-то взялся составлять генеалогию нашей семьи, и он показывал мне рисунок. Я взглянула мельком, чтобы он отстал. Там были квадратики с вписанными фамилиями, кое-где – фотографии…

Леда после ее слов тоже вспомнила, как отец вдруг заинтересовался своей родословной. Он считал себя потомком купцов Куприяновых, которые владели текстильными фабриками. Наверное, болезнь дала толчок его жажде узнать о своих корнях, возможно, найти дальнюю родню. Или то была дань моде – изучать фамильное древо. Последние лет восемь-десять в России поднялся генеалогический бум. Разве не лестно осознать себя потомком Чингисхана или Рюриков?

– …кто-то из Куприяновых породнился с Лианозовыми, – продолжала мать. – Как я сразу не сообразила? Он еще твердил про Лианозово и что надо обязательно съездить посмотреть усадьбу Алтуфьево. Показывал мне архив какой-то поэтессы Куприяновой, доставшийся ему через десятые руки.

– Это те потрепанные тетрадки из коробки в письменном столе?

– Наверное. Ты же знаешь, меня никогда не интересовали старые бумаги. Пашу, собственно, тоже. Полагаю, он сам туда не заглядывал.

– А что он говорил про Алтуфьево? – спросила Леда.

– Ничего особенного. Якобы в господском доме мог бывать кто-то из Куприяновых. И что с того? Мало ли кто где бывал? Чьи-то предки на балах танцевали, а чьи-то спину гнули на буржуев.

В Римме Николаевне мирно уживались материальная обеспеченность и пролетарское мировоззрение. Она носила на пальце кольцо с бриллиантом, сравнимое по стоимости с автомобилем, и притом искренне относила себя к рабочему классу. Ее родители до пенсии трудились на подшипниковом заводе, а сама она в молодости была комсоргом.

– Где тот рисунок? – растерянно спросила Леда.

– Кажется, отец его порвал. Он загорался, потом остывал. Кстати, зачем тебе Лианозовы?

– Так, хочу кое-что проверить.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже