Кинжал Зигфрида

Римму Николаевну удовлетворил ее ответ. Она предпочитала «не лезть в душу» дочери.

Леда ушла к себе – обдумывать, имеет ли найденная в корзине для мусора бумага какое-то отношение к Лианозовым. Во всяком случае, ее нужно показать Астре.

«Почему я не выспросила у нее все подробности? – сокрушалась Леда. – Каким образом всплыла эта фамилия в связи с исчезновением Влада? Побоялась неосторожным словом выдать себя. Страх держит меня на привязи. Ведь мои планы могут рухнуть…»

Она не нашла лучшего средства от невыносимой тревоги, чем коньяк.

Деревня Камка – Новгород

Появление «бесов» в разных обличьях и слухи об убийстве егеря всполошили обитателей Камки. Сбежавший преступник наверняка прятался где-то в лесу или на болотах, и туристы, прочитав об этом на расклеенных повсюду листках с портретом улыбающегося Ивана Старикова, поворачивали назад. Никому не хотелось стать следующей жертвой. Местные рыбаки и те решили выждать.

Сестра Василиса, потупившись, заговорила с Таисией.

– Уезжай. Раз замыслила, иди под венец… Бог простит!

– А вы как будете?

– У нас небесный заступник. Да и преподобный Авксентий в обиду не даст. Обещал покровительство. Некуда нам идти… Здесь, в Камке, и помрем, здесь и похоронят нас, рядом со старцем.

«Кто похоронит? – подумала Таисия, но прикусила язык. – Всевышний позаботится, не оставит своей милостью».

– Мы уезжаем немедленно! – потребовал Михаил. – Вернее, ты.

– Куда?

– Я не могу отлучиться надолго, поэтому пока отвезу тебя в Новгород.

Она все не верила, что этот молодой мужчина из большого города полюбил ее и пожелал взять в жены.

– Что ты молчишь? – недоумевал он. – Слова не вымолвишь?

Ее замкнутость была вызвана борьбой с собственной чувственностью, с одолевающей ее страстью к бесплотному Ангелу… или демону.

«Наверное, он этого не видит, – думала Таисия. – Не чувствует. Дамианова пустынь очаровала его, околдовала. Но все равно. Почему вдруг я? Разве в городе мало красивых девушек?»

История напоминала ей одну из сказок, которые в детстве ей читали на ночь. В сказки со счастливым концом она не верила. Что ж, она сама назначила себе это испытание.

– Я тебя не люблю, – честно призналась она молодому человеку.

– Это поправимо.

Он совсем не огорчился, не перестал улыбаться и бросать на нее нежные взгляды. У Таисии груз свалился с души. Хоть Михаила она не обманывает!

Ночь перед отъездом она провела в молитвах. Просила благословения у старца, долго стояла на коленях перед маленьким холмиком, сплошь увитым ползучей травой с синими цветочками, и массивным деревянным крестом. Из-за облаков вышла луна, осветила все вокруг. Таисия краем глаза заметила мелькнувшую между кустов тень. Крик застыл у нее на губах. Она бросилась в дом, закрылась на ржавый крюк, прибитый к двери Михаилом, и, стуча зубами, опустилась на пол, привалившись спиной к бревенчатой стене. Сердце колотилось, как после подъема в горку с двумя ведрами воды.

– Это бесы, – шептала она. – Бесы!

В храм на болотах напоследок идти не решилась – побоялась, что увидит на стене кельи Ангела и никуда не поедет, останется в Камке навсегда. Или, как ту Филофею, – засосет ее бездонная топь…

Ужасная смерть так явственно представилась Таисии, что у нее волосы зашевелились на голове, а грудь перехватило удушье. Откашлявшись и отдышавшись, она начала бить поклоны, вымаливать прощения у Бога за греховные мысли. Вот до чего дошло! Вот к чему ее нечистый подталкивает!

Утром, едва рассвело, постучался Прилукин. У него на плече был рюкзак.

– Пришел помочь тебе собраться.

– Я сама.

– Хорошо. Только поторопись. Погода портится, а нам еще шагать часа три.

Он оставил рюкзак на скамье и вышел. Постоял на пороге, оглядывая двор. Вместо забора – кусты дикой малины, крыжовника. Справа – поленница, накрытая куском дырявого брезента; деревянное корыто с водой. У сарайчика копошатся куры, блеет коза. От мирной деревенской картины веяло не покоем, а запустением, нищетой и… притаившейся опасностью. Михаил ощутил в груди тоскливый страх, который перерастал в панику. Захотелось сорваться с места и бежать напролом через лес куда глаза глядят. Усилием воли он совладал с собой, вернулся в избу.

– Ты готова?

– Да! Едем… и поскорее.

– Где твои вещи?

Он не сумел скрыть удивления, когда она показала холщовую сумку.

– Здесь все?!

Имущество бывшей послушницы составляли пара изношенных тряпиц и несколько потрепанных, замусоленных церковных книг.

– Это дом Авксентия, – объяснила она. – Вещи принадлежат ему.

– Принадлежали, он ведь умер.

– Вещи его! – упрямо повторила Таисия.

– Разве он даже на память ничего тебе не оставил? Возьми хоть чудотворную икону.

– Святыня сестрам пригодится, – всплакнула несостоявшаяся монахиня. Подошла к деревянной кровати с резным изголовьем, поклонилась низко. – На этих подушках преподобный усоп. Здесь он лежал, говорил со мной. Любовался березами, рябиной у забора… так, с улыбкой на устах, и уснул.

По ее щекам текли слезы, губы дрожали, как у обиженного ребенка.

– Ладно, пойдем, – взял ее за руку Михаил.