Кинжал Зигфрида

У него недавно родился ребенок, и о спокойном сне пришлось забыть. Изнурительные ночи сказывались на его самочувствии: голова гудела, глаза слипались, челюсти сводила непрерывная зевота. Включенное радио и мятные леденцы помогали мало. Он крепко держал руль и старался сосредоточиться на дороге.

Вдоль шоссе потянулся смешанный лес – молодые березки, осины, черные на их фоне ели. На этом участке дороги водители старались не останавливаться. Место пользовалось худой славой. Говорят, когда-то, столетия три назад, погибла на болотах молодая монашенка. Она-де сбежала из монастыря, которых в округе было несколько, и не сумела перейти топь, утонула. С тех пор ее неприкаянная душа не знает покоя, бродит, ищет того, по чьей вине прервалась юная жизнь, чтобы жестоко покарать злодея. Она появляется на обочине, голосует, садится в автомобиль, и этот автомобиль бесследно исчезает. Естественно, вместе с водителем. Автобусы с пассажирами, правда, пока не пропадали, но среди шоферской братии прочно укоренилось правило: проезжать проклятое место как можно скорее.

Стояло раннее утро. Над кромкой леса небо порозовело. Понизу стелился туман, видимость оставляла желать лучшего, а водитель автобуса клевал носом. Встряхивая головой, он пытался взбодриться… И едва не проехал остановку у деревни Шубинка.

– Эй! – закричали в салоне горластые бабы. – Очумел, что ли? Зенки-то протри!

Злой нынче народ пошел, никакого уважения к шоферу. «Вот возьму и не открою двери, – оскорбившись, подумал он. – Будете знать, как нужно разговаривать с человеком!»

Выругался, но двери все же открыл. Трое пассажирок вышли, сердито оглядываясь, и зашагали к повороту в деревню. Вместо них вошли старик и девушка. Сонный водитель, провожая взглядом сварливых баб, не сразу обратил внимание на новеньких.

Старик с седыми космами и жидкой бороденкой смахивал на попа-расстригу: длиннополый плащ, подпоясанный толстой веревкой, сапоги, на плече рюкзак. А девица… заставила шофера проснуться. Одетая во все черное – свитер, безрукавка, брюки, плотно повязанный на лоб платок, – она сидела, смиренно опустив глаза и сложив на коленях руки. Чисто монашка!

«Неужто та самая? – вспыхнуло в голове. – Не может быть! Монашки в брюках не ходят. Грех это!»

Дремота куда-то делась. Шофер не столько вел автобус, сколько наблюдал в зеркало заднего вида за «монашкой». Поп-расстрига прислонился головой к стеклу и закрыл глаза. Они с девушкой ни словом не перемолвились.

«Вместе они путешествуют или порознь? – гадал водитель. – Сели в Шубинке. А где выйдут?»

– Оплачивайте проезд, – объявил он в микрофон.

Расстрига даже не пошевелился, а девушка вдруг встала и подошла к передней двери. За ее спиной болталась матерчатая сумка.

«Для подаяния? – пришло в голову шоферу. – Надеюсь, у нее там не взрывчатка!»

Он насмотрелся фильмов про террористов, и теперь к боязни привидения примешался страх перед насилием. Что, если старик и девица – переодетые бандиты, которые хотят захватить его автобус и взять пассажиров в заложники?

«Монашка» внимательно смотрела в окно, словно старалась не пропустить примету, указывающую, где нужно выходить.

Вообще-то останавливаться «по требованию» посреди пути, в отдалении от населенных пунктов, было нежелательно. Но в дороге всякое случается. Может укачать человека, или по нужде приспичит. Однако по виду «монашки» не скажешь, что ей плохо.

Она повернулась и посмотрела на шофера из-под платка. Того бросило в жар. Взгляд ее ничего не просил, но молодой человек понял: лучше ему исполнить любое требование странной пассажирки. И о деньгах не заикаться. Чем скорее она выйдет, тем легче ему станет дышать.

Девушка протянула красивую руку, подала ему пару смятых купюр и произнесла:

– Остановите…

Он беспрекословно притормозил, выпустил ее из автобуса, и она пошла по выстланной зеленоватым туманом просеке в глубь леса. Куда? Зачем? По грибы? Так у нее корзины нет, да и для грибов еще рано. По ягоды? Опять же без корзины, без ведра. И какие в мае ягоды?

– Девка-то, чай, на болота пошла, – неожиданно громко прошамкала старуха, замотанная, несмотря на теплую погоду, в шерстяной платок. – Здеся Дамианова топь починается, рукой подать. Туда в старину монахи в затвор удалялися от миру.

Ее реплику никто не поддержал, и старуха замолчала. Поп-расстрига чуть приоткрыл глаза и снова закрыл. Между тем тонкая темная фигурка девушки скрылась в тумане.

Если бы водителя спросили, какое у нее было лицо, голос, он бы не ответил. Но что-то неосязаемое, непостижимое и тревожное оставила она после себя в автобусе, в мыслях шофера и пассажиров, которые не спали.

* * *

В лесу царил прохладный сырой полумрак. Туман зеленой дымкой поднимался до середины стволов. Вверху рассвет заливал небо и деревья малиновым сиянием. Шумел ветер. Сонно перекликались птицы.

«Монашка» шла медленно, осторожно ступая по краю колеи, полной прошлогодней перегнившей листвы. В тумане старая дорога то и дело пропадала из виду. Потянулось мелколесье. В сыром мареве зазвенели комары.