Кинжальный огонь

Полевая дорога, ровная, как стол, радовала глаз. В этот солнечный предосенний полдень бесконечные дали полыхали прозрачным маревом до самого горизонта. Было приятно мчаться на большой скорости по степному простору, где нет никаких помех. Это усиливало хорошее настроение Лешки, предвкушавшего волнующую встречу с родными. Он слышал свое сердце, приятно томившее душу. Казалось, где-то рядом скачет добродушный молодой джигит, указавший ему путь к дому. Он мчался на своем кауром скакуне, весь устремленный вперед, к горизонту: «По этом дорога пойдешь, поехать дальше будешь!» — слышался в ушах его голос.

Теплый ветерок обдувал лицо курсанта, вырывая слезы: «Не поездка, а полет!» — радовался Алексей.

Редки машины в этих глухих местах, навстречу ни одна не попалась. Лихой шофер, прижав педаль стартера, раскочегарил бензовоз настолько, что, кажется, придай машине крылья, она взлетит и поплывет над степью.

Не успел наш путник вдоволь насладиться «полетом», как показался хуторок. Всего в степи десятка два дворов, да тополей десяток. Прошли на тихой скорости. Собаки неистово лаяли, бросались под колеса… И снова — степь. Но вскоре стали попадаться холмы, все чаще спуски да подъемы. Здесь сусликов побольше стало. Там, справа, проплывает роща, а над рекою стайка птиц роится. В низинах зеленеет травка. На нивах золотых темнеют скирды, там, слева — пахотные земли… А вот и мост через речушку… Долгое путешествие шло к концу: Привольное на горизонте! На всех холмах сплошные виноградники. Свечой стоят красавцы-тополя. Приличные дома, сады и огороды. Деревня радовала глаз: прямая улица, широкие дворы.

Водитель остановил машину у большого двухэтажного здания с кирпичным основанием. Широкие ступени нарядного крыльца вели на веранду. Галерин спрыгнул на землю, стащил с рамы свой вещмешок и подошёл к шофёру:

— Вот уж никогда не думал, что по бездорожью в степи можно мчаться так быстро. Спасибо тебе, друг, подвёз хорошо! — Парни улыбались, пожимая друг другу руки.

«ЛИБЕНДОРФ»

Село Привольное — небольшой провинциальный городок. Здесь нет ни тротуаров, ни мостовой, но дома стояли добротные. На многих железные крыши. Несколько двухэтажных зданий с большими окнами без ставней, с высокими красивыми верандами и парадными входами говорили о достатке местных жителей. Во многих дворах видны аккуратные сараи, погреба и амбары. В глубине дворов просматривались конюшни, скотные загоны. Здесь нет сплошных заборов и огромных ворот. Лишь жёрдочки ограждали усадьбы от скота. Всё видно насквозь, открыто и свободно. Какой-то удивительный простор в деревне! Клёны и тополя у домов и палисадники создавали прохладу и уют. Песчаная улица, поросшая спорышом, выглядела чистой и ухоженной. Всё это радовало глаз…

А вот и усадьба, где живёт дедушка Степан Егорович, бабушка Наталья, да мама с Ниночкой. Длинный, стоящий торцом к улице белый дом под черепицей напоминал старую казарму. Ряд стройных тополей прикрывал его от зноя… Галерин волновался!

Никто не ожидал родного гостя: явился, как снег на голову! Радостям не было предела! И хотя Алёше была приятна встреча, о которой он столько мечтал, суету, слёзы и причитания переносил с трудом. За долгие четыре года военной службы Галерин отвык от нежностей, загрубел в солдатской среде, возмужал, и теперь для него всё было необычным в этой встрече. Наконец, страсти улеглись, домашние забегали, стали накрывать стол, а гость тем временем драил сапоги и умывался. Сестричка Нина с удовольствием поливала брату, держа наготове полотенце с вышивкой красными петушками. Она подросла, вытянулась: ей шёл десятый год. С её лица не сходила улыбка. Когда Алёша, вздохнув полной грудью, заправил под ремень гимнастёрку, Ниночке очень хотелось потрогать медали. Она любовалась братом, но стеснялась его:

— Алёшенька, я очень по тебе соскучилась! Мы не знали, что ты сегодня приедешь…

— Очень рад всех вас видеть, Ниночка! Когда я уезжал на фронт, тебе шесть лет было. Выросла ты мне до плеч, косички длинные стали…

Нина торопливо рассказывала о том, как трудно было жить на Урале и как ей подарили валенки. В этих тёплых валенках она выступала на сцене и пела песенки на башкирском языке. Она показала брату свой альбом и попросила нарисовать войну. Пока Нина щебетала над ухом о том, что здесь открыли школу, что она учится в третьем классе и что у неё хорошая учительница София Петровна, Алёша листал альбом и улыбался, рассматривая смешные детские рисунки.

— Ну, давай твои карандаши, что-нибудь нарисую.

— У меня нет цветных карандашей, — смутилась Нина, — есть только вот такой! — Она достала из стола огрызок плоского столярного карандаша довоенного производства. — Это мне дедушка подарил.

Брат подержал облезлый грифельный карандашик, попробовал, как он пишет, и достал ножичек. Вдруг он спохватился, взял вещмешок и извлёк из бокового кармашка красно-синий трофейный карандаш, доставшийся ему от друзей по курсу.

— Вот это тебе мой подарок, Нина.

Лицо девочки засияло, она бросилась к брату, обняла его и тут же стала пробовать, как рисует невиданный карандаш: