Кион-Тократ (СИ)

— Я покончу с тобой чуть позже, валунишко, — хрипло рассмеялся Охотник, неожиданно обретая способность мыслить. — А сейчас займусь вот этими.

К чести драугов, они успели оправиться от потрясения и приняли боевые стойки. Маг выставил обе руки вперёд, плетя очередной двеомер. На мгновение всем показалось, что время замерло…

Чтобы затем взорваться вспышкой безжалостного побоища.

Охотник успел прошептать:

— Понеслись.

***

Прошло чуть более двадцати минут. У подземного ручья воцарилась тишина, достойная глухого склепа. Окровавленный пол устилали тела, скрюченные в предсмертной агонии. Вперемежку с тёмными эльфами лежали их слуги, забавные создания, пытавшиеся защитить своих господ. Во многих местах пещеры имелись пробоины и расколы, в некоторых камень был испарён ядовитыми двеомерами из обширного арсенала погибшего мага. Сабли были разбросаны по всей пещере, порой вместе с отрубленными руками, порой находясь в телах собственных хозяев. Хлористый запах озона наполнял пространство, как будто здесь случилась жестокая гроза.

Неподалёку от вытекшего ручья возвышалась груда, на первый взгляд напоминавшая кучу битого щебня. Даже искушённый чародей с трудом узнал бы в этой куче грозное порождение Земли. Множество осколков навевали мысли о бомбардировке дварагскими молотами.

Это была мрачная картина, ставшая олицетворением смерти и разложения. Казалось, здесь разгулялся один из Богов Войны, печальный и одновременно сумасшедший.

Наверное, так оно и было.

Смилодон застыл неподалёку от места побоища, безучастно уставившись в темноту. Бледное лицо, окропленное кровью, напоминало холодную скульптуру, начисто лишённую эмоций. И только глаза выдавали жизнь в этом лице. В них можно было увидеть самое дно преисподней, из которого вырывались сполохи демонического пламени, придавая Покинутому вид безумного фанатика, или, может быть, святого отшельника, вера которого в извечное Начало безвозвратно потеряна.

Губы Покинутого зашевелились. Сокровенные слова вырвались из недр тёмной души, более похожие на вопль отчаяния из уст поверженного, нежели на речь победителя:

— Я отомстил за тебя, мой наставник, брат и отец. И всё же мой разум, как и ожидалось, не чувствует облегчения. Ты отомщён, но я готов грызть землю. Боль снедает меня изнутри, подобно пламени Харата. Похоже, она поразила меня навечно, и мне уже не скрыться от неё никогда. О Ситас! Разве можно представить себе, вообразить муки, страшнее этих. Муки исступлённого осознания безнадежности всей последующей жизни. Разве смогу я существовать без Тебя? Любить Мир, в котором Тебя больше нет? Будь проклята эта Тьма!

Лицо Смилодона наконец утратило свою бесстрастность. Все черты его исказились, на миг явив Дан-Миру облик человека, убитого горем.

— Спи спокойно, отец. Твой преданный сын будет вечно помнить тебя. Эта память — всё, что у меня осталось.

И Артур затрясся под гнетом безумного смеха. Лишь две слезинки сползли по щекам Губителя…

***

Так и закончилась эта часть моей жизни. Жизни, в которой зачастую единственными спутниками были боль, разочарование и одиночество. Однако, несмотря на известную горечь, я не могу не испытывать толику умиротворения, вспоминая те времена. Они даровали мне отца, пусть не по крови, но от того не менее любимого. Это была мятежная душа, рождённая в Тенебрисе, но исполненная внутреннего благородства и Света. В надежде спасти меня он пытался совершить невозможное. Однако корни Тлена, проросшие в моём естестве задолго до зари времён, нельзя было ни искоренить, ни уничтожить, точно так же, как невозможно обратить время вспять.

Я восхищаюсь твоей самоотверженностью и бесконечной преданностью принципам. Ты никогда не изменял самому себе, и за это я люблю тебя ещё больше.

Однажды, и в этом у меня нет сомнений, твоя душа обретёт новое воплощение, и тогда мы снова встретимся под куполом этого или другого мира. Обязательно встретимся…

Артур Смилодон

Эпилог

Над блистательным Мароном, центром великодержавного архипелага Эйдин-Рок, стояла бесподобная ночь. Звёзды, обрамлявшие луну, казались драгоценными камнями в дорогом ожерелье. Фантастическая прелесть ночи заставила жителей городов и деревень выйти на улицы, чтобы насладиться красотой природы, дарованной им Перворождёнными.

Лишь отцы-настоятели Ордена Перламутровой Бабочки не могли позволить себе такую роскошь. Вот уже в течение долгих семнадцати лет они еженощно дежурили у Яркамня, в надежде, что тот поведает им Волю Судьбы. Однако с тех пор, как архиканоник огласил возрождение Лорда Малаката, Яркамень больше ни разу не говорил с ним, как и с другими мудрыми эльфами.