Кёсем-султан. Дорога к власти

Продолжая растирать в пыль сероватый порошок с вкраплениями сверкающих блесток, Кюджюкбиркус развернулась к подружкам – посмотреть, чем заняты они. Посмотрела. Подавила тяжелый вздох. Мейлишах еще ничего, хоть и понурая, но тоже за ступку держится так, словно в ней одной спасение, а Ясемин руки опустила и рыдает в три ручья, слезы уже промыли дорожки в белилах, всю одежду закапали. Чему-то учить ее совсем не хотелось. Однако же у хорошей перчатки не может быть собственных желаний, – а свое желание богиня выразила весьма недвусмысленно, треснув тугодумную по затылку невидимой подушкой. Так что нечего тянуть и притворяться еще более глупой, чем ты есть на самом деле.

Кюджюкбиркус покосилась: далеко ли наставница? Не накажет ли за неуместные разговоры? Убедилась, что далеко, – если говорить негромко, то не услышит. Тронула Ясемин за колено, привлекая внимание. Зашептала торопливо:

– Никогда не бери жирные краски, если торопишься! И не разводи тут сезон дождей, мы все равно лучшие, нас же выбрали! А что испытания не прошли – ну и подумаешь, так ведь никто не прошел, зато следующее пройдем обязательно! А в пудру всегда добавляй чуточку охры, совсем капельку, полщепотки на баночку, не больше. Тогда лицо будет не просто белым, но словно благородная слоновая кость…

Глава 7. Шем

Лампада: единственный источник света в театре теней о Карагёзе и Хадживате

Запах благовоний до того приторный, что мог бы показаться удушающим… но не кажется. Эти благовония привозят из Ливана, и за тайну составления этой смеси купцы из Генуи и Венеции могут отдать несколько состояний. Впрочем, не только они, купцы Истанбула не отстанут, если речь пойдет о торговле секретом, а не продуктом. Запах, прочно связанный у всех в гареме с Халиме-султан.

Она валиде, но вот какая история… Махфируз грустно улыбается, поскольку больна лишь телом, но не духом. Разум ее остер, и разум этот прекрасно осознает, кто нынче правит в гареме, да и во всем дворце, если быть честной перед собой и Аллахом. И правительница эта – отнюдь не Халиме-султан.

Да, Махфируз тоже не может называться здесь главной, хотя именно ее сын следующим займет трон, об этом говорят уже вполне открыто, не прикрываясь обиняками и намеками. Осман – наследник престола, если будет на то воля Аллаха, а люди уже решили. У полубезумного Мустафы, конечно, стараниями его матери есть то, что называется гаремом, но оно так лишь называется. Подобные услады плоти давно уже не интересуют нынешнего султана, и не Халиме это изменить. Потому все делают вид, будто так и надо.

Даже Халиме-султан.

Ах, Халиме… Она все еще красива, совсем не стара и тщательно следит за своей кожей и волосами. Так же тщательно, как и за политикой, но на поприще ухода за собой ее успехи куда заметней. На политику у Халиме-султан никогда не хватало ее куриных мозгов. Она не умеет просчитывать дальше одного хода, и это смертельно в схватке с таким сильным игроком, как Кёсем.

Махфируз улыбается, осознавая, что выглядит куда старше, чем та, кого она сейчас вежливо приветствует, прося прощения за то, что не встала, встречая почтенную валиде. Махфируз можно, она больна и дни ее сочтены, пускай многомудрые лекари и улыбаются многозначительно, поглаживая крашенные хной бороды, пускай и назначают все новые и новые пилюли. Ничего не помогает, и смерть близка.

Сама Махфируз относится к этому куда спокойней, чем люди, окружающие ее. Где-то в глубине души ей даже приятно, что столько хороших людей любят ее, будут печалиться, когда она уйдет к Аллаху. Но Азраил уже стоит за ее левым плечом, она чувствует его прикосновение, и многое сейчас становится просто неважным. Многое – но не все.

Ах, Халиме-султан… Ты, увы, неважна.

Ах, Халиме-султан… Ты, валиде без власти, зачем ты здесь? Снова начнешь интриговать, потому что власть для тебя слаще запаха твоих ливанских благовоний, важнее жизни и счастья собственного сына, желанней, чем самый желанный мужчина на свете! Да, судьба не жаловала тебя: о муже Халиме-султан, точнее, о позапрошлом султане, которого она упорно называет мужем, хотя он-то называл ее лишь наложницей, Махфируз могла вспоминать лишь с содроганием. Но повод ли это, чтобы самой ломать судьбы других людей? Ради власти Халиме-султан продаст и перепродаст собственного несчастного сына, который волей Аллаха всемилостивого и милосердного занял трон.

Она уже пытается им торговать, пускай Мустафа и не слышит ее в редкие часы просветления. Но покупатели всегда найдутся, и Халиме-султан не прекращает попыток.

Кёсем хотя бы не пытается ради своих целей заставлять Мустафу делать то, что он уже не в состоянии сделать. Она бережет султана. Ну разве не смешно: мать тех, кто мог бы занять трон, охраняет султана от валиде, которая во имя своих мимолетных страстей может погубить и своего полубезумного сына, и себя саму. А заодно и Оттоманскую Порту. Хотя султанат, скорее всего, переживет эту опасность, ему не впервой…