Читаем Кипарисовый ларец полностью

И бродят тени, и молят тени:«Пусти, пусти!»От этих лунных осеребренийКуда ж уйти?Зеленый призрак куста сирени[1]Прильнул к окну…Уйдите, тени, оставьте, тени,Со мной одну…Она недвижна, она немая,С следами слез,С двумя кистями сиреней маяВ извивах кос…Но и неслышным я верен пеням,И как в бреду,На гравий сада я по ступенямЗа ней сойду.О бледный призрак, скажи скорееМои вины,Покуда стекла на галерееЕще черны.Цветы завянут, цветы обманны,Но я, я – твой!В тумане холод, в тумане раныПеред зарей…

66. Облака

Пережиты ли тяжкие проводы,Иль глаза мне глядят, неизбежные,Как тогда вы мне кажетесь молоды,Облака, мои лебеди нежные!Те не снятся ушедшие грозы вам,Все бы в небе вам плавать да нежиться,Только под вечер в облаке розовомБудто девичье сердце забрезжится…Но не дружны вы с песнями звонкими,Разойдусь я, так вы затуманитесь,Безнадежно, полосками тонкими,Расплываясь, друг к другу все тянетесь…Улетят мои песни пугливые,[2]В сердце сменится радость раскаяньем,[3]А вы все надо мною, ревнивые,Будто плачете дымчатым таяньем…

Трилистник шуточный

67. Перебой ритма. Сонет

Как ни гулок, ни живуч – Ям –– б, утомлен и он, затихСредь мерцаний золотых,Уступив иным созвучьям.То-то вдруг по голым сучьямПрозы утра, град шутих,На листы веленьем щучьимЗа стихом поскачет стих.Узнаю вас, близкий рампе,Друг крылатый эпиграмм, Пэ –– она третьего размер.Вы играли уж при мер –– цаньи утра бледной лампеТанцы нежные Химер.

68. Пэон второй – пэон четвертый. Сонет

На службу Лести иль МечтыРавно готовый консорты,Назвать вас вы, назвать вас ты,Пэон второй – пэон четвертый?Как на монетах, ваши стертыКогда-то светлые черты,И строки мшистые плитыГлазурью льете вы на торты.Вы – сине-призрачных высотВ колодце снимок помертвелый,Вы – блок пивной осатанелый,Вы – тот посыльный в Новый год,Что орхидеи нам несет,Дыша в башлык обледенелый.

69. Человек. Сонет

Я завожусь на тридцать лет,Чтоб жить, мучительно дробяЛучи от призрачных планетНа «да» м «нет», на «ах!» и «бя».Чтоб жить, волнуясь и скорбяНад тем, чего, гляди, и нет…И был бы, верно, я поэт,Когда бы выдумал себя.В работе ль там не без прорух,Иль в механизме есть подвох,Но был бы мой свободный дух –Теперь не дух, я был бы Бог…Когда б не «пиль!» да не «тубо!»,Да не «тю-тю» после «бо-бо!..»

Трилистник замирания

70. Я люблю

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зеленый дом
Зеленый дом

Теодор Крамер Крупнейший австрийский поэт XX века Теодор Крамер, чье творчество было признано немецкоязычным миром еще в 1920-е гг., стал известен в России лишь в 1970-е. После оккупации Австрии, благодаря помощи высоко ценившего Крамера Томаса Манна, в 1939 г. поэт сумел бежать в Англию, где и прожил до осени 1957 г. При жизни его творчество осталось на 90 % не изданным; по сей день опубликовано немногим более двух тысяч стихотворений; вчетверо больше остаются не опубликованными. Стихи Т.Крамера переведены на десятки языков, в том числе и на русский. В России больше всего сделал для популяризации творчества поэта Евгений Витковский; его переводы в 1993 г. были удостоены премии Австрийского министерства просвещения. Настоящее издание объединяет все переводы Е.Витковского, в том числе неопубликованные.

Марио Варгас Льоса , Теодор Крамер , Теодор Крамер

Поэзия / Поэзия / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Стихи и поэзия
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке
Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В третьем томе собрания «Глаза на затылке» Генрих Сапгир предстает как прямой наследник авангардной традиции, поэт, не чуждый самым смелым художественным экспериментам на границах стиха и прозы, вербального и визуального, звука и смысла.

Генрих Вениаминович Сапгир , М. Г. Павловец

Поэзия / Русская классическая проза